Титурель

Поэт-рыцарь Вольфрам фон Эшенбах, несомненно, относится к миннезингерам, то есть к певцам любви, но его монументальные романы рассчитаны отнюдь не на пение, а на произнесение вслух, при котором слушатель проходит инициацию, посвящение, как это было при сказывании волшебных сказок, предвосхищающих романы своей магической функцией. Сказку следовало разгадывать, романы предлагалось переживать, соучаствовать в них, осваивая, усваивая тайну Грааля. Романы Вольфрама фон Эшенбаха предназначены для имеющих уши. В них нужно вслушиваться, а не вчитываться, в этом отличие их от последующих романов, предвосхищенных ими и тоже сулящих Грааль, иной раз уже не подозревая об этом: роман все равно пишется в поисках Грааля, такова природа этого жанра. Но Вольфрам фон Эшенбах пока еще не пишет, он заклинает, внушает, накликает, даже если роман при этом записывается, так сказать, для памяти: в наших интересах. В романе Томаса Манна «Волшебная гора», герой которого Ганс Касторп уподобляется Парсифалю нового времени, а сама волшебная гора — подобие Монсальвеша-Монсальвата, один из наставников Ганса Касторпа, апологет романско-готической традиции Лео Нафта прямо заявляет, что величайший поэт Средневековья Вольфрам фон Эшенбах был неграмотным. В то же время один только роман «Парсифаль» насчитывает больше двадцати пяти тысяч стихотворных срок, не говоря уже о сложнейшей композиции при множестве персонажей. Осведомленность Вольфрама фон Эшенбаха в истории, в алхимии, в других тайных науках (слово «эрудиция» с ним все же как-то не вяжется) тоже по-своему соперничает с эрудицией Данте, хотя и существенно от нее отличается. В романе упоминаются книги Киота и Флегетаниса (быть может, это одна и та же книга). Вольфрам фон Эшенбах ссылается на эти книги, и его роман как будто на них основывается. Трудно предположить, что поэт-рыцарь воспринял все эти сведения исключительно со слуха, сидя у ног неких учителей, как происходило в индийских Упанишадах. Тогда ему некогда было бы садиться в седло, не то что самому сочинять огромные романы. Не странно ли, что Сигуна, страстная читательница, готовая пожертвовать жизнью своего возлюбленного, лишь бы дочитать таинственную книгу, запечатленную драгоценными камнями на поводке сбежавшего пса Путестража, — любимая героиня повествователя, не умеющего читать? По всей вероятности, есть особый смысл в том, что Вольфрам фон Эшенбах отмежевывается от книг и настаивает на своем незнании букв.

Для читателя уже со времен Дон Кихота романы — книги, по преимуществу, завсегдатаи библиотечных полок. Современному читателю трудно представить себе, что первые романы слагались рыцарями-поэтами в битве с клерикальным книжничеством церковной иерархии, с грамотеями-буквоедами, преданными папству. Вот почему поэтическая инициация романов принципиально выдавала себя за устную в духе древних магических заклинаний. Романы Вольфрама фон Эшенбаха соприкасаются с кельтской традицией, а известно, что глубокомысленная мудрость друидов не подлежала записи. Тысячелетиями Веды произносились вслух или про себя, и предполагалось, что они утратят свою магическую силу, если их записать. Таково же было, вероятно, и творчество вещего Баяна, которому автор «Слова о полку Игореве» бросает вызов, отваживаясь процитировать его в письменном виде.

Романы Вольфрама так или иначе соприкасаются и с каббалой, что засвидетельствовано образом Флегетаниса, происходящего по материнской линии от Соломона, а слово «каббала» означает «предание», в котором устная тайна преобладает над записью. Автор каббалистической книги «Зогар» («Сияние») Моше Леонский был обвинен в подделке не потому, что просто придумал эту книгу, а потому, что записал изначально устные предания, как будто запись — уже подделка.