Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Пусть мятежи и были подавлены, их повсеместное распространение деморализовало правительство регента. Герцог Сомерсет действовал непоследовательно, в одном случае пытаясь пойти навстречу недовольным, а в другом — полагаясь на грубую силу для их подавления; прибегая то к умиротворению, то к насилию, он приобрел себе репутацию человека слабого и одновременно жестокого. И если было ясно, что реакция герцога Сомерсета и его коллег отличается непоследовательностью, столь же очевидной представляется слабость и неуверенность, проявленная руководством Девона и Норфолка. То, что главный магнат Восточной Англии герцог Норфолк с 1546 года был заключен в Тауэре по обвинению в государственной измене, ничуть не улучшало ситуацию. Пожалуй, показательно, что леди Мария, крупнейший землевладелец Норфолка, едва ли попыталась что-либо предпринять, чтобы остановить беспорядки.

В этот момент на первый план вышел Джон Дадли, граф Уорик; хотя его считали другом и коллегой герцога Сомерсета, в политике, как говорится, победитель получает все. В годы правления Генриха граф успешно сражался в Шотландии и Франции; теперь же его репутация военачальника получила новое подтверждение благодаря победе над мятежниками в Норфолке, где он, в отличие от герцога Сомерсета, лично участвовал в сражениях. Осмотрительный и дальновидный Джон Дадли избегал высокомерия и придерживался примиренческого подхода.

Вернувшись в Лондон во главе победоносной армии, он практически взял управление городом в свои руки. Такая власть теперь подталкивала его к дальнейшим действиям. Было очевидно, что политика герцога Сомерсета потерпела фиаско. Утверждали, что регент зашел слишком далеко, пытаясь умиротворить повстанцев в самом начале; что, судя по ряду писем, отправленных им летом, он вплотную приблизился к сотрудничеству с мятежниками против «овцевладельцев». Пусть это и была всего лишь тактика ведения переговоров, подобно той, которую использовал Генрих VIII в случае с Благодатным паломничеством, тем не менее ее хватило, чтобы вызвать подозрения и неприязнь владевшего землей социального класса. Регента осуждали за легкомыслие и мягкость.

Существовали и другие свидетельства его неудачи. Установленное с помощью гарнизонов английское влияние в Шотландии слабело день ото дня. Летом становившийся все сильнее король Франции Генрих II объявил Англии войну и начал осаду английской колонии в Булони. Кроме того, у него в руках находилась юная королева Шотландии, его будущая невестка, и король, очевидно, намеревался присоединить ее страну к собственным владениям. Начиная с восстания на родине и заканчивая провалом за границей, все свидетельствовало о просчетах герцога Сомерсета в руководстве страной.

Итак, по возвращении в Лондон Джон Дадли вновь начал плести интриги, консультируясь с наиболее влиятельными членами тайного совета. Вскоре о предложении свергнуть герцога Сомерсета сообщили леди Марии и, что весьма вероятно, попросили ее принять участие в заговоре; была даже возможность, что на некоторое время ее назначат регентом в связи с юным возрастом короля. Общаясь с консерваторами, Джон Дадли, впрочем, заискивал перед реформаторами. Члены тайного совета объединились против регента.

Главные члены совета направили Эдуарду письмо, в котором перечислили свои доводы в пользу низложения герцога Сомерсета. Он стал слишком «высокомерен и заносчив»; привык «уязвлять тех из нас, кто открыто высказывает свое мнение»; ведет себя «самовольно и надменно»; своими прокламациями и проектами довел народ «до такой вольности и дерзости, что тот не ограничился учинением восстаний и мятежей по всей стране»; и наконец, в самый разгар всех этих бесчинств он продолжает строительство «четырех или пяти неслыханных по своей роскоши резиденций» для личного пользования.

Узнав об этих весьма невыгодных для себя настроениях, впервые проявившихся поздней весной, а может, в начале лета, герцог Сомерсет постарался немедленно заручиться поддержкой. Он стал рассылать письма и выпускать прокламации, на которые тайный совет, в свою очередь, отвечал такими же письмами и прокламациями. 5 октября юный король призвал «всех своих любящих подданных» явиться в Хэмптон-Корт, где в то время располагалась его резиденция, взяв с собою «сбрую и оружие»; его устами явно говорил регент. Юный монарх предстал даже перед некоторыми сторонниками герцога Сомерсета, обращаясь к ним со словами: «Молю вас быть благосклонными к нам и нашему дяде». Эдуард едва ли испытывал какую-либо серьезную привязанность к родственнику или хотя бы некоторое негодование в связи с поворотом событий. Когда он в конце концов вернулся в Лондон, посол Священной Римской империи заявил, что юный король «выглядел так, словно был сильно поражен».