Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Осенью 1560 года шотландский теолог отправил ей письмо, в котором рассказал, как умерла ее мать, не забыв упомянуть и сцену, когда Анна Болейн в молитве протягивала малютку Елизавету рассвирепевшему Генриху: то было своевременным напоминанием об опасностях супружества. Есть вероятность, что желание остаться незамужней было свойственно ей всегда. Разве не заявляла она, что находилась замужем за парламентом и народом своим? То был мистический политический брак, в котором она становилась целостной, объединяясь с миром мужчин. Это можно было назвать термином государство, или политическое образование[67]. Тем не менее в обстоятельствах той эпохи подобное решение было смелым, а подчас и поразительным. Казалось непостижимым, что женщина — а уж тем паче королева — решит не связывать себя ни с кем узами брака. Незамужние женщины оказывались жертвами нешуточных социальных предрассудков. Это попирало божественный, равно как и человеческий порядок. Незамужняя королева была бы подвержена «печалям и слабостям», сопутствующим безбрачному положению. Несколько позднее архиепископ Кентерберийский вместе с епископами Лондонским и Йоркским направили ей пастырское послание, в котором выразили обеспокоенность тем, что «столь продолжительное отсутствие у вашего величества детей может быть знаком недовольства нами Господа». Бесплодие королевы поставило под угрозу безопасность и даже существование страны.

Был в этой группе еще один игрок. Конюший Роберт Дадли входил в свиту королевы. Он был красивым и ярким мужчиной; понятно, что королева испытывала к нему нешуточную симпатию и привязанность. Весной 1560 года прошли слухи, будто бы она денно и нощно посещает его покои, и вскоре эти слухи переросли в скандал, о котором оставили воспоминания даже иностранные послы при английском дворе. Поговаривали о том, что, если умрет жена Дадли, Елизавета выйдет за него замуж. К суду была привлечена женщина из Брентфорда, заявляющая, что королева беременна от него. Летом того же года, сразу после успеха в Шотландии, Елизавета путешествовала вдоль южного берега Темзы. Дадли был ее неизменным спутником; вместе с ней он ежедневно ездил верхом и охотился. Сесил, видя, что его влияние снизилось, обдумывал свое положение. Он заявил испанскому послу, что «королева ведет себя так, что он подумывает об отставке. Плох тот моряк, что не прибился к берегу, видя, что приближается шторм…»

Затем, 8 сентября 1560 года, Эми Дадли погибла при таинственных обстоятельствах. Она сломала шею в результате падения с лестницы. Удобная смерть жены Дадли спровоцировала «мрачные и опасные подозрения и слухи». Подтолкнули ли ее? Или это было самоубийство? Королева отослала своего фаворита в его дом в Кью, где он пробыл некоторое время. Дадли пребывал в состоянии потрясения и тревоги. Он сказал одному из своих слуг, сэру Томасу Блаунту, что «ужасность и внезапность этого несчастья настолько ошеломляют меня… что я не нахожу покоя». Он слишком хорошо знал, во что «злобный мир» раздует случившееся.

После рассмотрения доказательств коронерский суд вынес решение о том, что причиной смерти стал несчастныйо случай. Разумеется, этому вердикту было не под силу заглушить слухи о заговоре и даже об участии самой королевы в планировании убийства Эми Дадли. Правдивость слухов была очень маловероятной: после подобного события королева не смогла бы выйти замуж за Дадли по политическим соображениям. Апологеты заговора могли предположить даже то, что убийство Эми Дадли организовал Сесил, таким образом уничтожая все шансы на брак Дадли с королевой и нанося урон его репутации.

Неизвестно, какие отношения связывали королеву и фаворита. Характер Елизаветы был сформирован опытом и превратностями судьбы; она всегда была осторожна и держала руку на пульсе. Могла ли она навлечь несчастье, вступив в романтические отношения с одним из своих подданных? Королева очень редко была одна, если и была вообще. Ее окружали леди опочивальни и фрейлины, даже когда государыня спала; любой отход от строгого церемониала в ее жизни был бы сразу отмечен. «Моя жизнь словно открытая книга, и у меня столько свидетелей, — говорила она, — что я не могу понять, как обо мне сложилось такое отвратительное мнение».