Тюремная песнь королевы

Филипп Август тряхнул головой и очнулся… Перед ним с перепуганным личиком стояла Дева Мария. Король еще раз тряхнул головой, заставляя себя прогнать бред, признав, что женился не на Деве Марии, а на датской принцессе Энгебурге. Посланная ему во искушение Дева Мария обтирала надушенным платком его лоб, бормоча что-то на незнакомом королю и оттого таинственном зловещем языке.

– Это за грехи, за грехи ты мне дана такой! Кажешься мне такой! Это за мою гордыню! За то, что еще в детстве, молясь в этом самом храме, я возжелал Царицу Небесную, попросив ее, Матерь Бога нашего, стать моей дамой сердца. И вот теперь… – едва ворочая губами, прошептал король, гладя по голове напуганную его неожиданным обмороком и странным поведением королеву. – Все пройдет, прости меня, девочка. Почему ты должна отвечать за мои грехи? За мои мечты?..

Король нашел в себе силы улыбнуться Энгебурге, и та ответила ему лучезарной улыбкой. Конечно же она не понимала ни слова из того, что говорил ей ее муж. Но улыбка короля и голос немного успокоили ее. Опираясь на плечо супруги, Филипп Август вошел в зал, где продолжался пир, и сел за стол. Кто-то поспешно налил в его кубок вина и придвинул блюдо с мясом. Украдкой следя за Энгебургой, король рассеянно поддерживал разговор с придворными, отвечал на комплименты.

К счастью, как будто бы никто не обратил внимания на странное поведение короля, его обморок видела только королева. То, что он вдруг ни с того ни с сего увел ее ото всех, никого по большому счету и не касалось. Для чего же, в конце концов, люди и женятся? Да и отсутствовали они совсем не долго, баллада не была пропета до конца.

Филипп Август снова кинул взгляд на свою юную жену и натолкнулся на ее пристальный взгляд. Должно быть, красавица давно уже наблюдала за ним, таинственная, прекрасная… Он вдруг явственно вспомнил тот день восемнадцать лет назад, когда ему было всего-то десять лет. Тогда отец решил произвести его в рыцари и подарил меч. Тогда и было решено, что юный принц должен в полном одиночестве молиться в храме о ниспослании ему божьей милости. А Филипп… он молился о другой милости. И просил ее не у Бога-Отца и не у Его Сына, а единственно у дамы своего сердца черноволосой Девы Марии, которой поклялся в любви и от которой ждал взаимности.

С пугающей достоверностью Филипп Август вспомнил, как стоял на коленях перед одетой в синие одежды статуей, изливая потоки слез. Как клялся ей и как стучало его сердце при одной мысли, что в храм может кто-нибудь войти и доложить об услышанном и увиденном королю. Черноволосая и синеглазая Дева Мария была страстной мечтой маленького Филиппа, его единственным желанием. Ведь тогда, готовясь стать по приказу отца рыцарем, он прекрасно понимал, что нет рыцаря без дамы сердца. А единственная женщина, которую он любил, была амьенская статуя святой!

И вот же – домечтался…

Филипп Август снова посмотрел на жену и, подозвав к себе мессена Рассиньяка, который ездил в Данию, спросил, сколько ей лет.

– Восемнадцать, Ваше Величество, – поклонился тот.

«Вот именно – восемнадцать! Ровно столько, сколько прошло со дня той роковой клятвы!» – Король почувствовал, что ему не хватает воздуха, и рванул ворот сюрко, так что крупные жемчужины полетели на пол. Тяжелая серебряная кольчуга давила на сердце, Филипп Август испытал жгучее желание сорвать с себя одежду и броситься нагишом в замковый пруд.

Нужно было побыть одному, подумать, посоветоваться и принять единственно правильное решение.

Энгебурга была прекрасна, и король чувствовал, как его плоть рвется, чтобы слиться с ее плотью, ощутить запах ее тела, сжимать ее в своих объятиях – прекрасную девушку и его законную супругу. И в то же время ум Филиппа Августа подсказывал ему, что Энгебурга и не женщина вовсе, а искушение. Дьяволица, посланная в ответ на нечестивую молитву в храме. Колдунья, проникшая в его помыслы и детские мечты и принявшая образ Девы Марии, которой он некогда поклялся в верности. А если так – она опасна! Опасна для души короля, опасна для всей Франции!

Глава 8 Первая брачная ночь Энгебурги

Король был и сам не рад, когда пришло время удалиться в спальню вместе со своей женой – он и любил Энгебургу и ненавидел ее при этом всей душой. Он желал ее, как не желал ни одной женщины до нее, и в то же время хотел только одного, убраться или услать эту посланную на его погибель женщину как можно дальше.

Тем не менее он не посмел нарушить обычного в таких случаях протокола. Вежливо распрощавшись с женой, Филипп велел придворным дамам отвести ее в спальню. Сам же он отправился в дворцовую церковь, где молился, испрашивая прощения у Господа за нечестивую мечту и пытаясь решить, как следует поступить с Энгебургой.