Читаем Тюремные дневники полностью

Полусонный, второпях кое-как соскакиваю вниз. Остальные уже стоят около своих шконок. Дверь открывается, заходят человек шесть охранников. Впереди офицер, по-моему даже майор. (На Матроске были обычные прапора.) Заходят, молча стоят и смотрят на меня. "Рубашку одень!" - торопливо шепчет мне сосед. (Я, пардон, неглиже. В одних, извиняюсь, трусах.) Лезу под противоположную шконку, роюсь там в своих пакетах и достаю первую попавшуюся рубашку. (Как потом, блядь, оказалось - грязную!) Торопливо натягиваю ее на себя и снова возвращаюсь на место. "Хорошо", - величаво произносит господин майор и вместе со своей свитой неспешно покидает камеру. Все опять тотчас же укладываются спать. Интересные здесь у них порядочки! Стоять надо почему-то в рубашке, но зато в коридор не выводят. Впрочем, неважно.

Позже! У меня сейчас других забот хватает… Опять залезаю на шконку и начинаю бездумно смотреть в окно. Настроение, блядь, хоть в петлю!

На сердце просто плита какая-то лежит. Свинцовая. Наконец встаю завтракать. В камере в это время все уже проснулись. Иду к холодильнику и обращаюсь к стоящему рядом полному крупному парню армянского типа (черт! имя забыл!):

- Слушай, а у вас тут как? Все общее или у каждого свое?

- Да, конечно, общее! Бери, что хочешь. Ты же в тюрьме.

- Ну, везде свои порядки, - уклончиво бормочу я и лезу в холодильник.

Достаю творог, сметану (интересно, когда я их в последний раз видел-то?). Беру с пола пакет молока. Завтракаю.

- Да ты сметаны побольше положи! Вот, сырок съешь.

- Спасибо, не надо. А курага с черносливом у вас есть?

- Вон, в шкафу, бери.

Завтрак окончен. Опять залезаю на шконарь и опять тупо пялюсь в окно. (Хорошо, хоть с вопросами никто не пристает. Да и не узнал, вроде, пока никто.)

В дверь стучат. "На букву М!" Кто-то подходит к двери и что-то говорит охраннику.

- Нет, другой!

- Сергей, как твоя фамилия? - обращается ко мне тот же парень, у которого я спрашивал про холодильник.

(Твою мать!)

- Мавроди!

Я спрыгиваю со шконки и подхожу к двери.

- Имя-отчество?

- Сергей Пантелеевич.

- На вызов!

- Когда?

- Прямо сейчас!

В камере гробовая тишина. Все потрясены. Эффект колоссальный! Я думаю, если бы у меня в этот момент выросли еще рога, копыта и хвост, он не был бы б*/о/*льшим. Итак, даже здесь, в девятом круге ада, среди архизлодеев: иуд, кассиев и брутов, мое имя по-прежнему оказывает свое зловеще-магическое действие. Я и здесь какой-то изгой и прокаженный, от которого все шарахаются. Блядь, да чтоб вам всем сгореть!!

Охранник между тем ждет. Я быстренько подхватываю свои заранее приготовленные бумаги и ни на кого не глядя выхожу в коридор.

- Руки на стену!

Охранник бегло меня ощупывает (достаточно, впрочем, небрежно).

- Покажите пакет.

Достает бумаги и начинает их читать. (Ага! Вот этого-то я и опасался. Как же я, скажите на милость, буду вот эти самые дневники теперь из камеры выносить? Да и в камере их хранить… До первого же шмона.)

- Проходите!

Идти приходится совсем недалеко. Буквально пара поворотов коридора - и мы у цели. Охранник открывает передо мной дверь кабинета.

- Заходите!

Чудеса! Никаких тебе толп, никаких стаканов-пеналов. Все культурно-вежливо. "Проходите!.. Заходите!.." - прямо приглашение на казнь какое-то. "Воротничок, пожалуйста, отстегните. Вот так.

Спасибо. И голову вот сюда будьте добры".

Осматриваюсь. Прямо над дверью - глазок телекамеры. Привинченные к полу столы-стулья повернуты так, чтобы камера все видела. Да и вообще мертвых зон в помещении, похоже, нет. Объектив значительно выступает из стены и слегка наклонен вниз, так что оператору наверняка отлично видно даже то, что делается непосредственно под ним. Наверху на потолке два каких-то непонятных устройства. Этакие серо-белые цилиндры с дырочками. Явно микрофоны. И судя по их размерам и толщине кабеля - очень чувствительные. (Один, кстати, прямо над столом!) И это не считая жучков, которые наверняка здесь повсюду понатыканы. Стены как будто прям специально для этого сделаны - облицованы плитами из пористого пенопласта, неплотно прилегающими к сам*/о/*й стене. Так что между стеной и плитой остается зазор сантиметра два-три. Чтобы было куда жучки засовывать.

В общем, даже и не особо стесняются. Хотя бы внешние приличия для виду соблюли! Законом, как-никак прослушивание комнат для адвокатов все-таки запрещено. Хотя, конечно…

В этот момент дверь открывается и входит следователь. Точнее, руководитель следственной группы. (Надо хоть имя-отчество у него спросить, что ли… Неудобно все-таки…) В светлом пиджаке, весь такой нарядный и веселый. Я мрачно исподлобья на него поглядываю.

- Вы знаете, Сергей Пантелеевич, с Вами происходят какие-то чудеса!..

(Еще бы мне не знать! Я, блядь, этими чудесами уже сыт по горло!)

…Приходим сегодня, а нам вдруг сообщают, что Вас перевели сюда.

Непонятно, как это вообще могло произойти без нашего ведома!..

(А чего тут непонятного? Вся моя жизнь - сплошное чудо. Высшие, блядь, силы. Зеленые, на хуй, человечки. Инопланетяне гребаные. Ну, чего вы ко мне приебались?! Что вам от меня надо?)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары