Читаем Тюремный дневник полностью

– Калифа, – тихонько позвала ее я, – слушай, у меня тут штаны есть теплые и кофта. Не смотри, что они такие поношенные, они чистые, только вчера из прачки принесли. Возьми, пожалуйста. Надень, ладно? Хоть чуток согреешься. Малышу-то холодно.

Это были мои единственные теплые штаны и кофта, которые в свое время, когда меня только доставили в отделение, мне принесли женщины, но думать, что эта бедная девочка замерзает в камере, у меня не было сил. Эта жертва оставляла меня в одной футболке в не больше, чем 15 градусах тепла в отделении.

Девушка повернулась на другой бок и уставилась на меня.

– А ты? – тихо спросила она. – Тебе самой надо. Тут собачий холод. Перебьюсь. И она снова отвернулась от меня и уставилась в стену.

– Калифа, – строго сказала я. – Возьми. Это не тебе, это малышу надо. Ты должна теперь не только о себе думать. Мне всегда очень жарко, – соврала я, чувствуя, как кожа покрывается гусиными мурашками. – Я вот тут в уголочке положу, а ты, как надумаешь, оденься, пожалуйста.

Я оставила маленький сверточек со штанами и кофтой в уголке камеры, внутрь чужих камер нам входить не разрешалось, и ушла.

* * *

Следующим утром, когда подали завтрак, я заметила, что под зеленую униформу Калифа все-таки надела штаны и кофту, но лишь про себя с облегчением выдохнула, ничего не сказав.

После завтрака она подошла ко мне, когда я, как всегда, вязала в кресле шерстяное одеяло для дома малышки, напевая под нос какой-то русский романс про любовь.

– Слышь, ты, – тихо, чтобы никто не слышал, обратилась она ко мне. – Спасибо, короче. Так реально теплей.

– Пожалуйста, – улыбнулась я. – Меня Мария зовут. Как тебя, я уже знаю. Скоро? – кивнула я на ее живот.

– Ага, – улыбнулась Калифа. – Это мой второй, пацан будет.

– Понятно. Как назвать придумала? – полюбопытствовала я, стараясь поддержать разговор, чтобы не спугнуть только-только раскрывшуюся мне девушку.

– Не-а, – помотала головой она.

– Кушать хочешь? – приветливо спросила я. – Малыш наверняка требует что-нибудь повкусней тюремной баланды. Моей маме, например, когда она носила меня, постоянно хотелось хурмы. Я ее и сейчас обожаю.

– Сладкого б, – вздохнула Калифа. – Но где ж тут найдешь. Денег у меня все равно нет.

– Сейчас, погодь, – я отложила вязание в сторону и пошла в свою камеру. В моих запасах была пара карамелек и упаковка заварной лапши. – На, возьми. Я все равно это не ем.

– Ну и на фига тебе это надо? – удивилась Калифа, не осмеливаясь принять подарок.

– Это не тебе, Калифа, – улыбнулась я, настойчиво протягивая ей еду, – это малышу, помнишь? Девчонки мне в свое время дали, когда мне было нечего есть, так что это, скажем, по-христиански.

– А я мусульманка, – гордо ответила Калифа, скрестив руки на груди над животом.

– Ну и какая разница, – сказала я, – значит, будет по-мусульмански. Бери, давай. Хватит вредничать. Ты ж по возрасту как моя сестра. У меня еще есть лишняя чашка, надо?

После этих слов Калифа протянула свои длинные худенькие черные руки, взяла конфеты и лапшу и быстро удалилась с ними в камеру.

Вечером она с гордостью проследовала к микроволновой печи, разогрела воду в желтой пластиковой чашке, погрузила туда лапшу и уселась гипнотизировать еду, ожидая, пока она заварится. Я сидела за столом и читала недавно принесенную мне отцом Виктором книгу Михаила Лермонтова «Герой нашего времени» на русском языке.

– Бутина, – позвала меня Калифа через стол, уже успев набить рот лапшой. – А что ты читаешь?

– А ты уже и фамилию мою знаешь, – улыбнулась я. – Это Михаил Лермонтов, известный русский писатель.

– А про что он писал? – полюбопытствовала Калифа.

– Да про все – много про любовь и философию жизни, – ответила я.

– Угу, – продолжая хлебать горячую похлебку, согласилась она. – Про философию и про любовь мне тоже нравится читать. Как ты сказала зовут твоего писателя?

– Ми-ха-ил, – по слогам повторила я.

– Вот клево, – рассмеялась она, – назову своего сына в честь известного русского писателя. «Михаил» мне нравится. Только пусть будет не Майкл – это как-то обычно, а Михаил – совсем другое дело! Спасибо, бро!

День рождения

«Итак, мне 30», – написала я в своем дневнике. В этот день я твердо решила быть счастливой. Просто из вредности. Всем чертям назло. Если и есть день для счастья, то он – сегодня.

Ранним утром щелкнула дверь – пора было выходить за подносом с завтраком. Стоило мне открыть дверь, как ко мне подлетела моя чернокожая мадонна Калифа: «Хэппи Бездей Ту Ю»! И она принялась прыгать и танцевать вокруг меня, придерживая одной рукой свой огромный животик.

– Я тебе подарок приготовила, Бутина, – и она сунула мне в руки самодельную открытку. – Смотри-смотри, там бриллианты!

Перейти на страницу:

Все книги серии Портрет эпохи

Я — второй Раневская, или Й — третья буква
Я — второй Раневская, или Й — третья буква

Георгий Францевич Милляр (7.11.1903 – 4.06.1993) жил «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве». Он бы «непревзойденной звездой» в ролях чудовищных монстров: Кощея, Черта, Бабы Яги, Чуда-Юда. Даже его голос был узнаваемо-уникальным – старчески дребезжащий с повизгиваниями и утробным сопением. И каким же огромным талантом надо было обладать, чтобы из нечисти сотворить привлекательное ЧУДОвище: самое омерзительное существо вызывало любовь всей страны!Одиночество, непонимание и злословие сопровождали Милляра всю его жизнь. Несмотря на свою огромную популярность, звание Народного артиста РСФСР ему «дали» только за 4 года до смерти – в 85 лет. Он мечтал о ролях Вольтера и Суворова. Но режиссеры видели в нем только «урода». Он соглашался со всем и все принимал. Но однажды его прорвало! Он выплеснул на бумагу свое презрение и недовольство. Так на свет появился знаменитый «Алфавит Милляра» – с афоризмами и матом.

Георгий Францевич Милляр

Театр
Моя молодость – СССР
Моя молодость – СССР

«Мама, узнав о том, что я хочу учиться на актера, только всплеснула руками: «Ивар, но артисты ведь так громко говорят…» Однако я уже сделал свой выбор» – рассказывает Ивар Калныньш в книге «Моя молодость – СССР». Благодаря этому решению он стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа.Многие из нас знают его как Тома Фенелла из картины «Театр», юного любовника стареющей примадонны. Эта роль в один миг сделала Ивара Калныньша знаменитым на всю страну. Другие же узнают актера в роли импозантного москвича Герберта из киноленты «Зимняя вишня» или же Фауста из «Маленьких трагедий».«…Я сижу на подоконнике. Пятилетний, загорелый до черноты и абсолютно счастливый. В руке – конфета. Мне её дал Кривой Янка с нашего двора, калека. За то, что я – единственный из сверстников – его не дразнил. Мама объяснила, что нельзя смеяться над людьми, которые не такие как ты. И я это крепко запомнил…»

Ивар Калныньш

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес