– Калифа, – тихонько позвала ее я, – слушай, у меня тут штаны есть теплые и кофта. Не смотри, что они такие поношенные, они чистые, только вчера из прачки принесли. Возьми, пожалуйста. Надень, ладно? Хоть чуток согреешься. Малышу-то холодно.
Это были мои единственные теплые штаны и кофта, которые в свое время, когда меня только доставили в отделение, мне принесли женщины, но думать, что эта бедная девочка замерзает в камере, у меня не было сил. Эта жертва оставляла меня в одной футболке в не больше, чем 15 градусах тепла в отделении.
Девушка повернулась на другой бок и уставилась на меня.
– А ты? – тихо спросила она. – Тебе самой надо. Тут собачий холод. Перебьюсь. И она снова отвернулась от меня и уставилась в стену.
– Калифа, – строго сказала я. – Возьми. Это не тебе, это малышу надо. Ты должна теперь не только о себе думать. Мне всегда очень жарко, – соврала я, чувствуя, как кожа покрывается гусиными мурашками. – Я вот тут в уголочке положу, а ты, как надумаешь, оденься, пожалуйста.
Я оставила маленький сверточек со штанами и кофтой в уголке камеры, внутрь чужих камер нам входить не разрешалось, и ушла.
Следующим утром, когда подали завтрак, я заметила, что под зеленую униформу Калифа все-таки надела штаны и кофту, но лишь про себя с облегчением выдохнула, ничего не сказав.
После завтрака она подошла ко мне, когда я, как всегда, вязала в кресле шерстяное одеяло для дома малышки, напевая под нос какой-то русский романс про любовь.
– Слышь, ты, – тихо, чтобы никто не слышал, обратилась она ко мне. – Спасибо, короче. Так реально теплей.
– Пожалуйста, – улыбнулась я. – Меня Мария зовут. Как тебя, я уже знаю. Скоро? – кивнула я на ее живот.
– Ага, – улыбнулась Калифа. – Это мой второй, пацан будет.
– Понятно. Как назвать придумала? – полюбопытствовала я, стараясь поддержать разговор, чтобы не спугнуть только-только раскрывшуюся мне девушку.
– Не-а, – помотала головой она.
– Кушать хочешь? – приветливо спросила я. – Малыш наверняка требует что-нибудь повкусней тюремной баланды. Моей маме, например, когда она носила меня, постоянно хотелось хурмы. Я ее и сейчас обожаю.
– Сладкого б, – вздохнула Калифа. – Но где ж тут найдешь. Денег у меня все равно нет.
– Сейчас, погодь, – я отложила вязание в сторону и пошла в свою камеру. В моих запасах была пара карамелек и упаковка заварной лапши. – На, возьми. Я все равно это не ем.
– Ну и на фига тебе это надо? – удивилась Калифа, не осмеливаясь принять подарок.
– Это не тебе, Калифа, – улыбнулась я, настойчиво протягивая ей еду, – это малышу, помнишь? Девчонки мне в свое время дали, когда мне было нечего есть, так что это, скажем, по-христиански.
– А я мусульманка, – гордо ответила Калифа, скрестив руки на груди над животом.
– Ну и какая разница, – сказала я, – значит, будет по-мусульмански. Бери, давай. Хватит вредничать. Ты ж по возрасту как моя сестра. У меня еще есть лишняя чашка, надо?
После этих слов Калифа протянула свои длинные худенькие черные руки, взяла конфеты и лапшу и быстро удалилась с ними в камеру.
Вечером она с гордостью проследовала к микроволновой печи, разогрела воду в желтой пластиковой чашке, погрузила туда лапшу и уселась гипнотизировать еду, ожидая, пока она заварится. Я сидела за столом и читала недавно принесенную мне отцом Виктором книгу Михаила Лермонтова «Герой нашего времени» на русском языке.
– Бутина, – позвала меня Калифа через стол, уже успев набить рот лапшой. – А что ты читаешь?
– А ты уже и фамилию мою знаешь, – улыбнулась я. – Это Михаил Лермонтов, известный русский писатель.
– А про что он писал? – полюбопытствовала Калифа.
– Да про все – много про любовь и философию жизни, – ответила я.
– Угу, – продолжая хлебать горячую похлебку, согласилась она. – Про философию и про любовь мне тоже нравится читать. Как ты сказала зовут твоего писателя?
– Ми-ха-ил, – по слогам повторила я.
– Вот клево, – рассмеялась она, – назову своего сына в честь известного русского писателя. «Михаил» мне нравится. Только пусть будет не Майкл – это как-то обычно, а Михаил – совсем другое дело! Спасибо, бро!
День рождения
«Итак, мне 30», – написала я в своем дневнике. В этот день я твердо решила быть счастливой. Просто из вредности. Всем чертям назло. Если и есть день для счастья, то он – сегодня.
Ранним утром щелкнула дверь – пора было выходить за подносом с завтраком. Стоило мне открыть дверь, как ко мне подлетела моя чернокожая мадонна Калифа: «Хэппи Бездей Ту Ю»! И она принялась прыгать и танцевать вокруг меня, придерживая одной рукой свой огромный животик.
– Я тебе подарок приготовила, Бутина, – и она сунула мне в руки самодельную открытку. – Смотри-смотри, там бриллианты!