Тюремный дневник

В зал вошла надзиратель, показывая на наручные часы. Наше время вышло. Когда мы вернулись в отделение, и она отправилась в душ, я влетела в свою камеру и нарисовала ей маленькую открыточку со словами: «Тина! Ты супер! 120 кругов! Поздравляю!» и с яблочком, запасенным с обеда, оставила на пороге ее камеры, благо та была соседней с моей. Тина вышла из душа, наверное, нашла мой сюрприз, но ничего не сказала. Впрочем, благодарности я и не ждала, будучи просто искренне рада за девушку, которая не сдалась и сделала это!

В следующий раз мы снова встретились в комнате для посещений, но неожиданно в тюрьме что-то произошло, и всех заперли по камерам, а мы вдвоем «застряли» там. Прошло, наверное, с полчаса молчания, пока она, наконец, сказала:

– Как ты делаешь это?

– Что? – удивилась я.

– Как ты справляешься с «локдаунами», когда нас запирают в одиночках? Мне становится очень страшно. Стены будто норовят придавить, – дрожащим голосом сказала Тина. – Знаешь, я рада, что мы сейчас заперты здесь вдвоем. Это хотя бы не так страшно.

– Я не справляюсь, – со вздохом призналась я. – Я просто переживаю одну минуту, потом другую, дышу, иногда пробую читать.

– А я не могу читать, мне просто страшно, – чуть не плача прошептала она.

– Не бойся, Тина, – я в первый раз назвала ее по имени, – ты просто помни, что все проходит и это тоже пройдет. Ты кого-то ждешь? – аккуратно поинтересовалась я.

– Папу, – снова очень тихо сказала она, – но у меня нет денег позвонить ему и сказать, когда тут разрешены посещения. Я просто надеюсь, что однажды он догадается и придет.

Ее отец так и не пришел. Через 3 месяца Тину забрали с вещами на выход. А еще через месяц мне пришло от нее письмо, где по-детски было нацарапано: «Спасибо за ту открытку. Ты спасла мне жизнь».

Увидев в моих руках письмо от Тины, девочки рассказали мне ее историю. Тина когда-то была членом молодежной сборной по футболу, профессиональной спортсменкой, но увлеклась наркотиками и алкоголем. Сперва она загремела в реабилитационный центр, но это не помогло, и вскоре ее взяли за хранение наркотиков. Полицейский патруль подобрал ее прямо на улице и доставил к нам в тюрьму.

Я ответила на то письмо уже свободной женщины. Из нашей будущей переписки я узнала, что она бросила наркотики и вернулась в спорт.

Именно история Тины вдохновила меня на написание этой главы и легла в основу моего последнего слова для суда, где мне вынесли приговор. Я сказала тогда:

«Моя семья поддерживала меня телефонными разговорами каждый раз в короткие перерывы, когда мне разрешали покинуть одиночную камеру, мои друзья приходили посетить меня каждую неделю. Но я видела тех, у кого не было денег даже на 30-секундный звонок, они ждали, но к ним никто никогда не приходил. Я благодарна Господу, ваша честь, за все то, что он даровал мне».

Политубежище

Допросы ФБР продолжались раз-два в месяц. За мной в очередной раз пришли, чтобы отвести и передать в руки агента Кевина Хельсона для транспортирования в комнату допросов.

– Привет, Мария, – как всегда, улыбнулся он, увидев меня.

– Здравствуйте, Кевин, – ответила я. – Красивый галстук, верно, тот самый, ваш любимый? – добавила я, заметив элегантный яркий светло-зеленый галстук на шее агента.

Кевин кивнул, снова немного смутившись. По пути в комнату допросов я успела рассказать о моем одиноком быте:

– Знаете, агент Хельсон, как можно сделать из камеры концертный зал?

– И как? – он недоверчиво посмотрел на меня.

– Очень просто: берете плотный лист бумаги, обложку бумажной папки, например, сворачиваете в трубочку, закрепляете клейкой этикеткой с баночки шампуня, вставляете в отверстие трубочки одну ушную затычку от плеера-радио и, вуаля, включаете музыку. Настоящая колонка готова. В пустой бетонной камере звук будет отражаться от стен, создавая эффект концертного зала.

Кевин только улыбнулся в ответ.

В наших недолгих поездках на допросы из одного гаража в другой, иногда затягивавшихся из-за того, что с контрольного пульта невовремя реагировали на просьбы открыть ворота, агент Хельсон многое узнал о моей одинокой тюремной жизни. Я, безмолвное существо по причине контракта с тюрьмой, была очень рада найти собеседника, а он всегда проявлял живой интерес к опыту моего тюремного существования. Не знаю, было ли ему действительно интересно или это была методика «разговорить» меня. Впрочем, это было не важно – «раскалываться» мне было не в чем, а потому наше общение мне было только в радость. Мы много разговаривали о тюремной кухне, а затем и о русских традиционных блюдах. Как известно, американцы всегда рады поговорить о еде. Друзьями в тех обстоятельствах мы вряд ли могли стать, хотя, если бы ситуация была иной, такое вполне могло случиться.

– Боб, мы бы хотели, чтобы Мария прошла проверку на детекторе лжи, – обратился к моему адвокату агент Хельсон, когда все расселись по местам в комнате для допросов.