Тюремный дневник

– Финни, – сказала я однажды вечером после прочтения книги, – знаешь, я не верю, что мисс Новак на такое способна. Она, может быть, не самый приятный человек, которого мне пришлось повстречать в своей жизни, но это не делает ее виновной в преступлении. Знаешь, про меня тоже массу всего писали, и ни слова из этого не было правдой.

– Не буду спорить, доча, – вздохнула Финни, – американская пресса очень много врет. Я тоже не думаю, что она это сделала, но не нам с тобой судить. А пока просто будь осторожней. На тебя тут всегда будет спрос. Есть такая штука в нашем законодательстве, которая называется «Правило номер 35», по которому заключенный может получить сокращение срока за помощь следствию. Об этом тут мечтают все. А в таком публичном деле, как твое, любая не откажется оказать содействие следствию, придумав что-нибудь этакое на тебя и получив за это вычет тюремного срока.

– Спасибо, мам, – грустно улыбнулась я, зная, что правило номер 35 я уже однажды проверила на себе. Снова наступать на эти грабли мне не хотелось.

Джим и странное письмо от Патрика

В тюрьме разрешались посещения родственников и друзей по выходным дням и праздникам. Этому предшествовал процесс оформления документов, занимавший около месяца-двух. Моих родителей в США я бы не пустила ни за что на свете, я уже достаточно хорошо знала, на что способны американские власти, а друзей в Штатах у меня можно было посчитать по пальцам одной руки. Первым разрешение удалось оформить, конечно же, моему лучшему и верному другу Джиму – Джеймсу Бэмфорду.

Посещения в тюрьме проходили в специальной зоне, которая состояла из небольшого дворика с тремя круглыми железными столами с приваренными к ним лавками и холла для посещений, он представлял из себя просторное прямоугольное помещение с тусклыми серо-бежевыми стенами и большими грязными окнами, которые прикрывали когда-то очень давно бывшие белыми деревянные жалюзи. В зале стояло около пяти оранжевых железных столов с пластиковыми столешницами и приваренными к ним четырьмя железными стульями. У одной из стен зала возвышался на постаменте стол надзирателя, чтобы от его зоркого взгляда не скрылось ни одно лишнее прикосновение людей друг другу. Касаться заключенного разрешалось только для дружеского объятья и рукопожатия при встрече и при прощании. Каждое посещение начиналось с 8 утра и заканчивалось в 15:30 перед пересчетом заключенных в 16 часов, когда надзирателей меняли на ночных дежурных.

На одной из стен висели два холста с весьма причудливым и явно не очень уместным здесь творчеством: на одном – какие-то аллюзии на тему «Алисы в Стране чудес» или сцены из любимого американцами рождественского фильма «Чарли и шоколадная фабрика» – деревья-леденцы, радужная дорожка и голубые облачка. А на втором – совершенно странное кривое деревце с летающими бабочками и прыгающими нездорово веселыми зверушками на ярко-зеленой травке. Но эти холсты были там не просто так. Это «потемкинские холсты», использующиеся как фон для фотографий с посетителями, чтобы, так сказать, внешнему миру казалось, что тюрьма – это, как там говорят, college campus, или университетский городок.

Проход в зону встреч осуществлялся через небольшой домик, где размещался только стол надзирателя и три комнаты – туалет для заключенных, туалет для охранника и комната для обысков с полным раздеванием после окончания визита. В маленьком дворике под бетонным навесом имелось несколько автоматов для покупки чипсов, печенья и газировки. Деньги для покупки посетители приносили в пластиковом прозрачном мешочке – не больше 30 долларов на человека.

Мой верный друг приехал издалека, чтобы увидеть меня. От Вашингтона до ближайшего к тюрьме крупного аэропорта было 2 с небольшим часа летного времени, а потом еще три часа на машине до тюрьмы. Джим приезжал ко мне раз в месяц на выходные и на это время снимал гостиницу неподалеку.

В первый раз мы встретились утром в пятницу еще до 8 утра. Он никогда не опаздывал и в очереди на проход в тюрьму – посетителей сперва досматривали, а потом заставляли заполнять специальные формы-заявления – тоже оказывался первым. Как только все процедуры им были пройдены, меня вызвали на свидание по громкоговорителю. Я быстро пересекла двор, меня зарегистрировал и обыскал надзиратель, и я влетела в зал, где у одного из столиков уже ждал меня Джим.

Он было поднялся поприветствовать меня, но я знаком показала, что сперва должна отметиться у надзирателя на постаменте в центре зала и отдать ему свою тюремную карточку. Нарушение этого порядка было чревато для меня строгими санкциями вплоть до отмены визита. Получив добро охранника, я, наконец, подошла к Джиму, и мы на секунду, как было положено, обнялись.

– Мария, – начал беседу он, – я так переживал. Тебе столько пришлось пройти! Как ты себя чувствуешь?