Читаем Тюремный дневник полностью

Ежедневно в середине смены нас выстраивали на расчет – это означало, что, услышав свою фамилию, нужно было подойти к надзирателю, показать свою тюремную карточку с номером и фотографией, потом проследовать на место за столом в обеденной зоне, сесть и молчать.

– Так, заключенные, меня это вконец достало, – орал мистер «домашняя картофелина», выстроив нас в четыре длинные шеренги согласно отделениям, в которых мы обитали, – у нас проблема – тараканы всюду! И виноваты в этом вы, потому что недостаточно следите за чистотой в отделении! Убираться нужно тщательней!

– Извините, сэр, – осмелилась возразить одна из моих коллег, – но у нас же нет средств для уборки. Все дезинфекторы давно закончились. Просто водой полы и столы мыть бесполезно, вы же по…

– Мыть надо тщательнее! Денег нет, – отрезал надзиратель Шеппард и стал называть фамилии для расчета, показывая, что разговор окончен.

Так мы и продолжили нашу борьбу с тараканами, выиграть которую не было совершенно никаких шансов, с помощью только воды и швабр.

– Раша, – шепнула мне одна из девушек, когда мы заканчивали уборку сервировочной зоны, домывая швабрами пол. В столовой уже никого не осталось, надзиратель исчез в своей комнатке с кондиционером и что-то разглядывал в компьютере. – А ну, за мной, – и она потянула меня за рукав к маленькой неприглядной двери в самом конце сервировочной линии, где висела красная табличка: «Вход только для надзирателей и персонала».

– Крис, нам туда нельзя, – также тихо прошептала девушке я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг нет охранника.

– Перестань, Раша, в конце концов мы же осужденные преступники, – хихикнула она, продолжая тянуть меня в сторону запрещенной двери.

– Так-то да, – подумала я и поддалась на уговоры Крис.

Мы вмиг оказались у двери, и моя подельница тихонько потянула ручку, чтобы дверь не заскрипела. К моему удивлению, она была не заперта, хотя обычно, я точно видела, ее закрывали на ключ.

Столовая для надзирателей очень сильно отличалась от нашей – она напоминала аккуратный японский ресторанчик. Стены были оформлены в красновато-коричневых тонах, с потолка свисали несколько прямоугольных светильников в черных рамках. В комнате было всего 5 деревянных столиков с красивыми строгими стульчиками. Время было позднее, а потому помещение было погружено в легкий полумрак. Крис моментально прыгнула к стоящему в углу автомату с апельсиновым соком и наполнила оранжевый тюремный стакан сладким напитком. Жадно выпив все до дна, она набрала еще и протянула кружку мне.

– Крис, я не буду, – упиралась я.

– А ну пей, преступница, – хихикнула она, удивляясь моей несговорчивости.

Сок был сладким, как мне казалось, до безобразия. Желая, как можно быстрее прекратить это рискованное предприятие, я быстро осушила стакан.

– Крис, пошли уже, пока нас тут не поймали, – шепнула девушке я. Она снова хихикнула в ответ.

– Смотри, Раша, – показала она пальцем на сервировочную линию для надзирателей – это был своего рода прозрачный стеклянный холодильник, где в аккуратных тарелочках имелся весь спектр блюд: свежая зелень, кусочки настоящего мяса, креветки, соленая красная рыба, маленькие помидорки черри, оливки и даже кусочки ананаса. Не стоит и говорить, что ничего из этого в нашем тюремном меню не было. – Посмотрела бы я на них, давящихся нашей вечной фасолью и картошкой, – улыбнулась она.

Крис была права, по тюремным правилам, как я потом узнала, надзирателям полагалось питаться на общей с нами кухне, но на практике у них был свой отдельный стол. В этом бы не было, наверное, ничего такого, если бы не тот факт, что покупалось все это на средства, выделенные на программу обучения заключенных поварскому искусству. Разумеется, эти деньги до программы так и не доходили, а женщины учились готовке в теории по учебникам 1960-х годов. Зато надзиратели были, верно, счастливы.

В тот вечер нас не поймали. Мы покинули надзирательскую столовую незамеченными. Тогда я поняла, почему туда на работу допускали только тех заключенных, которые отбывали очень длительные или пожизненные сроки – чтобы этот маленький неудобный секрет умер вместе с ними в тюрьме и никогда не вырвался наружу. Этих же заключенных, по их словам, часто вывозили на базу отдыха для персонала, где им полагалось обслуживать буйные вечеринки надзирателей с алкоголем и наркотиками. По вечерам после отбоя мы часто слышали громкую музыку из здания за железным забором, в паре километров от нашей колонии – там была база отдыха для охранников и тюремной администрации. Парочка этих историй даже просочилась в прессу, но была тут же зачищена с просторов интернета.

Я больше не хочу быть женщиной

После завтрака мы, как всегда, встретились с Финни на уличной площадке с тренажерами. Она была единственным человеком, с которым я могла говорить откровенно, так что я решила поделиться с ней своими соображениями об увиденном:

Перейти на страницу:

Все книги серии Портрет эпохи

Я — второй Раневская, или Й — третья буква
Я — второй Раневская, или Й — третья буква

Георгий Францевич Милляр (7.11.1903 – 4.06.1993) жил «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве». Он бы «непревзойденной звездой» в ролях чудовищных монстров: Кощея, Черта, Бабы Яги, Чуда-Юда. Даже его голос был узнаваемо-уникальным – старчески дребезжащий с повизгиваниями и утробным сопением. И каким же огромным талантом надо было обладать, чтобы из нечисти сотворить привлекательное ЧУДОвище: самое омерзительное существо вызывало любовь всей страны!Одиночество, непонимание и злословие сопровождали Милляра всю его жизнь. Несмотря на свою огромную популярность, звание Народного артиста РСФСР ему «дали» только за 4 года до смерти – в 85 лет. Он мечтал о ролях Вольтера и Суворова. Но режиссеры видели в нем только «урода». Он соглашался со всем и все принимал. Но однажды его прорвало! Он выплеснул на бумагу свое презрение и недовольство. Так на свет появился знаменитый «Алфавит Милляра» – с афоризмами и матом.

Георгий Францевич Милляр

Театр
Моя молодость – СССР
Моя молодость – СССР

«Мама, узнав о том, что я хочу учиться на актера, только всплеснула руками: «Ивар, но артисты ведь так громко говорят…» Однако я уже сделал свой выбор» – рассказывает Ивар Калныньш в книге «Моя молодость – СССР». Благодаря этому решению он стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа.Многие из нас знают его как Тома Фенелла из картины «Театр», юного любовника стареющей примадонны. Эта роль в один миг сделала Ивара Калныньша знаменитым на всю страну. Другие же узнают актера в роли импозантного москвича Герберта из киноленты «Зимняя вишня» или же Фауста из «Маленьких трагедий».«…Я сижу на подоконнике. Пятилетний, загорелый до черноты и абсолютно счастливый. В руке – конфета. Мне её дал Кривой Янка с нашего двора, калека. За то, что я – единственный из сверстников – его не дразнил. Мама объяснила, что нельзя смеяться над людьми, которые не такие как ты. И я это крепко запомнил…»

Ивар Калныньш

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес