Тюремный дневник

Финни быстро шагнула к столу мисс Пирс, которая, увидев мою еврейскую «маму», широко заулыбалась. Финни моментально взяла инициативу в разговоре в свои руки, буквально завалив начальницу смены вопросами про ее семью, детей, настроение, самочувствие и погоду. Я же, как и было положено по плану, стояла у двери в стороне и, делая вид, что разглядываю ангелочков, осматривала через одностороннее стекло стенки-рубки компьютерный зал. Девушки-заключенные тараторили, казалось, на одном дыхании и почти не двигались с мест. Некоторые просто что-то печатали. «Интересно, – думала я, – что же такое они делают на этих компьютерах, если одним из заказчиков ЮНИКОРа выступает ЦРУ, а использование труда заключенных уже не раз засветилось в предвыборных кампаниях в штатах?»

Вдруг мисс Пирс заметила меня, рассматривающую то ли зал, то ли женщин за стеклом.

– А это кто с тобой? – настороженно спросила она Финни.

– Ой, мисс Пирс. Не обращайте на нее внимания, она не совсем в себе, знаете ль. Взяла ее с собой помочь. Я-то, собственно, зачем пришла… – и Финни, понимая, что дальнейшее промедление опасно, быстро изложила свою просьбу позаимствовать тюремную тележку.

– Могла б и не спрашивать, – удивилась мисс Пирс. – Не вопрос – берите, только на место не забудьте вернуть.

– Спасибо, мисс Пирс, – улыбнулась Финни, в один шаг оказалась около меня и, снова схватив за локоть, направила меня в стеклянную дверь.

– Да не за что. А как зовут подругу-то твою? – только успела сказать нам в след мисс Пирс.

– Раша! – крикнула я на прощание. – Сэнк ю вери мач!

Мы пулей вылетели из кабинета, пролетели зал с компьютерами и через секунду уже катили телегу вверх на горку к площадке, напротив столовой, где возводился шатер. Там уже ждал, нервничая, капеллан:

– Что так долго-то?! – возмутился он нашему отсутствию.

– Так получилось… – мы с Финни виновато потупили глаза.

– Ладно, за мной, – приказал он. И мы покатили мусорную телегу за ним на задний двор, за досками и пальмовыми ветками. В течение всего пути мы молчали, чтобы не наболтать лишнего.

Вечером, после рабочего дня, мы с Финни сидели под липой на холме уличного стадиона.

– Финни, а что они делают на компьютерах?

– Точно не знаю, доча. Очень маленький процент заключенных отбирают там работать – проверяют досконально, и все берут на себя обязательство не болтать о том, чем занимаются. Если нарушить это правило – уволят с занесением в дело и никогда не примут обратно. Такая отметка заключенной на пользу в будущем явно не пойдет. Говорят, что они разделены на отделы. Некоторые вроде продают турпутевки и подписку на журналы, но точно я не знаю. Им можно приносить с собой еду и воду, а вот ручки и бумага под строгим запретом.

Работавшие в компании ЮНИКОР заключенные при условии анонимности сообщают, что они выработали полезные для жизни навыки общения с людьми, ведения бизнеса, работы за компьютером и… научились разбираться в политике[38]. Выводы делайте сами.

Раскаяние Патрика Бирна

Моя занятая жизнь в тюрьме обрела относительную стабильность, и нервное напряжение понемногу пошло на спад. Работать было тяжело, но я сдружилась с коллективом, для которого я была Рашей с родителями-иммигрантами из России и мошенническими действиями в качестве статьи. Я поставила на поток свои занятия спортом, наладила питание, а моя тюремная жизнь имела смысл – в дневниках появлялись новые и новые страницы с описанием внутренней кухни происходящего, которое я тихонечко инкогнито исследовала и тщательно документировала. Моя банки Лиза получила долгожданное место студентки на курсах по подготовке будущих парикмахеров и целыми днями, а подчас и ночами штурмовала учебники и готовилась к тестам. Я ей была интересна только длинными волосами, на которых она периодически уговаривала меня разрешить ей тренироваться в заплетании десятков разных видов кос. Такой мир меня совершенно устраивал.

От посольства России мне примерно раз в месяц приходили газеты и журналы, которые я бережно хранила в железной тумбочке у тюремной койки и дозированно читала, чтобы растянуть удовольствие до новой посылки. С родителями мы общались раз в неделю субботними вечерами, а драгоценные телефонные минуты я распределяла таким образом, чтобы иметь связь хоть по несколько минут, но со всеми, пусть и немногочисленными знакомыми и, конечно, адвокатами. Администрация тюрьмы прислала мне уведомление о том, что меня депортируют 25 октября. Оставалось, правда, под большим вопросом, ждет ли меня, как обычно бывает с депортируемыми из США гражданами, иммиграционная тюрьма до того, как для меня найдут место в самолете, но я старалась надеяться на лучшее – быструю и относительно безболезненную высылку на родину.