Тюремный дневник

Я медленно стянула с себя всю грязную вонючую одежду, включая нижнее белье. Обыск повторился заново. Результат был удовлетворительным. Мне разрешили одеться, снова надели наручники и кандалы и приказали идти перед надзирательницей строго по красной линии, нанесенной краской на бетонном полу, по бесконечным коридорам подвала. Идти было невыносимо больно, кожа на щиколотках все больше «счищалась» ножными кандалами, и по ним упорно текла кровь.

– Стоять, развернуться лицом ко мне, – наконец, скомандовала маршал. Я была искренне рада, что дорога боли закончилась. С меня сняли наручники и пуповину-цепь, соединявшую железные браслеты рук с ногами. Однако кандалы мучители снимать не стали.

Железная решетка двери в просторную камеру с длинной металлической серой лавкой и всевидящим оком видеокамеры в углу распахнулась, и стоило мне войти внутрь, захлопнулась, замуровав меня одну в бетонном подвале. Каждый шаг вызывал невыносимую боль, поэтому я, хромая, дошла до лавки, села на ледяное железо, вытянула на нее ноги, чтобы хоть чуть-чуть перераспределить боль, и, кинув взгляд на видеокамеру в углу, начала медленно осматривать новое пристанище. Помещение было сплошь бетонным, все те же рыжие стены, зеленая решетка двери, в углу белый унитаз и на стене нечто белое, похожее на мужской писсуар с краном над ним. Повисла пугающая тишина – ни звука, ни человека не было, казалось, в этом бетонном царстве ужаса.

Вдруг из коридора послышались приближающиеся шаги. К металлическим прутьям решетки подошла уже знакомая женщина-надзиратель:

– Есть будешь?

– Буду, – тихо простонала я с лавки.

– На, – она просунула через решетку камеры и положила на пол уже знакомый завернутый в пластиковую пищевую пленку бутерброд и маленький прямоугольный пластиковый пакетик с какой-то красной жидкостью. И быстро исчезла в лабиринте тюремных коридоров.

Когда ее шаги затихли, я медленно, превозмогая боль в окровавленных щиколотках, доковыляла до пайка и утащила его к себе на лавку. Несмотря на то, что есть хотелось до боли, больше всего я обрадовалась не еде, а пищевой пленке, которой, как я быстро сообразила, можно было обмотать кровоточащие ноги (помните, первое правило выживания в тюрьме – ничего не выбрасывать, в хозяйстве пригодится). Быстро разделавшись с бутербродом, я стала разглядывать пакетик с жидкостью, запаянный со всех сторон без намека на возможность его открыть. Наконец, сдавшись, я просто отгрызла маленький уголок пакета, только что побывавшего на полу грязной тюремной клетки, и жадно втянула имеющуюся внутри сладковатую жидкость. К сожалению, жажду это только усилило, а вокруг не было ни намека на раковину. Я опасливо поглядывала на унитаз, но твердо решила скорее сдохнуть от жажды.

Поступившая в организм пища помогла немного согреться, но ледяной воздух кондиционеров вкупе с металлической лавкой забирали все крупицы тепла. Я подтянула к груди колени и снова укрылась волосами, распределив их насколько могла маленьким домиком. Наблюдающие по видеокамере за мной, волосатым комочком, будто из известной американской комедии про семейку Адамс персонажем «Оно» – волосатым существом, у которого невозможно было определить ни перед, ни зад, если бы не очки поверх волос, наверное, весело смеялись. Мне бы тоже было смешно, если бы не было так грустно. Так в глухой тишине прошло несколько минут, а может, часов, счет времени я давно потеряла, а потому дрожа всем телом просто ждала в уголке камеры своей участи.

В какой-то момент в памяти стали проноситься картинки из детства, и я вдруг вспомнила, как однажды отец учил меня плавать в бассейне. Тогда я, наверное, впервые поняла, что значит не сдаваться, несмотря на страх…

– Маш, не бойся, давай, плыви ко мне, – сказал папа, вытянув мне навстречу руки.

Я беспомощно барахталась в прозрачной воде огромного бассейна, бессмысленно ища опору под ногами. Нос и рот были полны пресной с ярким привкусом хлорки водой.

– Пап, я не могу, – в отчаянии, выплевывая воду, кричала я, пятилетняя девочка в оранжевом купальнике, которой впервые нужно было плыть самой, без резиновых надувных нарукавников-слоников.

– Ну, давай, видишь, я совсем близко. Помнишь, как я тебя учил. Ты сможешь, Маш. Справишься.

Как-то по-собачьи, захлебываясь и ничего не видя от собственных брызг, я боролась за жизнь, тянулась к теплым добрым папиным рукам, а он, казалось, все не приближался.

– Ты мне доверяешь, Маш? Ты сможешь.

Я доверяла. Еще раз и еще развела руки и с силой толкнула в стороны воду, и поплыла сама. Наконец, достигнув его и крепко-накрепко держась за папину правую руку, я стала плеваться водой и громко возмущаться.

– Пап, ты отходил дальше и дальше. Так нечестно!

– Я люблю тебя, дочь. Ты – молодец. Справилась. Я так горжусь тобой, – и он крепко прижал к себе замерзший мокрый комочек, который не сдался.

* * *

В коридоре снова послышались шаги и звон цепей. Я встрепенулась. К решетке подошел темнокожий мужчина с бородой, одетый во все черное, с ярким серебристым значком службы маршалов на груди.

– Твой адвокат хочет встретиться. Ты согласна?