Тюремный дневник

Когда я вошла в зал, мои ноги буквально утонули в мягком темно-зеленом ковре. Отовсюду лился красивый нежный свет, деревянные панели блестели лаком, по центру возвышалась монументальная трибуна судьи, чуть ниже перед ней стоял темный стол из цельного дерева дорогой породы, а перед ним небольшая трибуна для выступлений. На стене, за спиной судьи в черной мантии, которая лишь маленьким кружевным воротничком отделяла ее от такого же черного лица в очках в тяжелой оправе, раскинул свои крылья американский орел. Голова птицы повернута влево, в сторону оливковой ветки, зажатой в лапе, как знак того, что страна всегда предпочитает мир, а не войну, которую символизирует пучок стрел, зажатых в правой лапе орла. Основное пространство зала впереди и справа занимали длинные деревянные скамьи для посетителей, перед которыми находились два массивных стола для стороны защиты слева и обвинения – справа. Меня, придерживая за плечо, проводили к столу, где уже ждали два моих адвоката, и предложили сесть на соседнее кресло.

Мне предстояло заново прослушать характеристику того самого страшного морального урода, которого точно, я была уверена, нужно было упрятать за решетку, если бы не один маленький нюанс – все рассказанное о нем или, вернее, обо мне, было чистой выдумкой.

На каждый аргумент обвинения судья только приветливо кивала и все повторяла, как заведенная, одну и ту же фразу: «Очень хорошо», «Очень хорошо», «Очень хорошо».

Мои адвокаты тщетно пытались что-то возразить, требуя предоставить доказательства выдвинутого против меня обвинения. Но прокуратура громко возмутилась против такого безобразия – неужели достойным джентльменам нужно унижаться, изучая какие-то бумажки. Честное слово прокурора – вот настоящее доказательство вины! Обвинение даже представило суду свидетеля, который, опираясь на богатый жизненный опыт и знание того, как «всегда работают русские», заявил, что, выйди я под домашний арест, меня обязательно утащат в свои владения дипломаты российского посольства.

Этого судье оказалось достаточно, чтобы в несколько минут проникнуться пониманием аморальности моей личности и понять методы работы российских дипломатов. Один удар молотка – и решение принято: держать под стражей! Все присутствующие встали, отдавая честь уважаемому и самому справедливому суду в мире. А меня увел все тот же красивый маршал, терпеливо ожидавший за моей спиной окончания недолгого действа.

Невинная ложь Альфреда, о которой я так его просила, дала мне надежду на иной исход и силы выдержать это страшное судилище. Но чуда не произошло, и выйдя из шикарного зала суда, я снова оказалась в мире грязно-бежевого бетона и ржавого железа. Меня заковали в кандалы и наручники, соединив их железной цепью, и вернули в подвальную камеру на неизвестное время. По пути я пыталась получить воды, но вместо этого получила жесткий отказ – мол, не положено. Оставшись в камере одна, снова вытянув на лавке кровоточащие ноги, я пыталась осмыслить трагизм моего положения. Как доказать людям, что ты не виноват, если доказательства таковыми не считаются?! Мне постоянно хотелось пить, мысли буквально ссохлись от недостатка живительной влаги. Вдруг в моей голове будто вспыхнула яркая лампочка, и я быстро развернула голову в сторону писсуара. Ведь в камере был кран!

Придушив в себе чувство омерзения, я доковыляла до белого керамического приспособления и стала внимательно его разглядывать. Я детально знала, как выглядит настоящий мужской писсуар благодаря, как ни странно это звучит, знакомству с современным искусством, в частности, с известной скандальной работой художника Марселя Дюшана «Фонтан», изображающей обыкновенный мужской писсуар в качестве акта протеста против авангарда. Она была выставлена в секции современного искусства в крупнейшем музее «Метрополитен» в Нью-Йорке, где мне удалось в свое время побывать. Деталь «интерьера» моей подвальной камеры хоть и, на первый взгляд, казалась именно писсуаром, все же имела ряд отличий от такового, главным из которых был расположенный над ней железный кран, плюс прямо на нее был направлен глазок камеры. Так я догадалась, что это все-таки не писсуар, а притворяющаяся им раковина. Испив живительной влаги из крана над писсуаром-раковиной, я немного пришла в себя, вернулась в угол на железной лавке и стала покорно ждать своей участи.

Леди Свобода

Сентябрь 2015 года

Черный мерседес S-класса резко снизил скорость и, скрипя тормозами, остановился у невысокого серого здания, выложенного такой же серой, идеально гладкой плиткой, с большими стеклянными автоматически раздвигающимися дверями. Водитель в черном костюме и фуражке с лакированным козырьком, выйдя из-за руля, обошел автомобиль и открыл заднюю дверцу пассажирского сиденья.