– Да, конечно!
– На выход.
Я поковыляла к дверной решетке, обрадованная, что пластиковая пищевая пленка, намотанная на щиколотках, действительно уменьшила боль. А может, мне просто хотелось в это верить. Мои железные кандалы снова дополнили набором из наручников и цепи-пуповины. Благо идти было недалеко. В соседней камере стоял длинный старый деревянный стол и четыре черных железных стула, сиденья которых были обтянуты протертой от времени шершавой тканью. Я зашла и тихо села на самый дальний из них, положив закованные запястья на деревянную столешницу.
Через несколько минут в комнату вошел мой адвокат Боб Дрисколл с толстой желтой папкой бумаг в руках и сел за стол напротив меня.
– Господи, спасибо вам, что вы меня не бросили, – выдавила я из себя, увидев знакомое лицо. И не сдерживая слез, стала рассказывать о только что пережитом кошмаре.
– Мария, – прервал меня на полуслове Боб. – У нас очень мало времени. Через полчаса начнется заседание о выборе вам меры пресечения до суда присяжных. – Буду с вами честен. Я полагаю, что шансов оказаться под домашним арестом у вас нет.
– Что? Боб, но вчера вы же сказали… – не веря своим ушам, начала я. – Должен же быть какой-то способ. Я туда ни за что не вернусь, никогда, лучше – смерть.
– Мария, нам нужно, чтобы вы собрались, – послышался спокойный мужской голос слева от меня. И только в этот момент я заметила, что в комнате есть третий – рядом со мной на соседнем стуле сидел молодой высокий стройный молодой мужчина в ярко-синем костюме. – Вчера поздно ночью прокуратура прислала нам основания, объясняющие, почему домашний арест вам не подходит. Нам нужно успеть поговорить о них сейчас, чтобы представить нашу позицию на заседании.
– А это еще кто? – грубо оборвала я мужчину, резко повернув голову в сторону Боба.
– Мария, меня зовут Альфред Керри, – продолжил мужчина рядом со мной, – мы ранее не были знакомы. Я ваш второй адвокат. Впрочем, это сейчас неважно. Пожалуйста, соберитесь, нам нужно поговорить о вашем деле.
– Хорошо, но только при одном условии, Альфред, – согласилась я, вздрагивая от рыданий. – У меня есть одна просьба: пожалуйста, соврите мне, скажите, что у меня есть шанс и меня отпустят. Мне нужна надежда, пусть даже это будет ложь.
– Хорошо, – тяжело вздохнул Альфред. – У нас есть шанс.
– Тогда начнем, – вернулся в разговор смотревший на эту страшную сцену Боб. И раскрыл папку.
Поговорить нам дали недолго. Судебное заседание должно было вот-вот начаться. Все, что мне удалось узнать из рассказа адвокатов, это то, что я, оказывается, самый худший человек на земле – аморальный ублюдок, девушка, которая через постель добивалась влияния на американских политиков и принуждала своего бойфренда Пола учиться за меня, а оттого имела отличные отметки в университете. Будто я тайно передавала секретные материалы агентам российской службы внешней разведки, а сама подумывала о трудоустройстве в ФСБ. К тому же я владела двумя паспортами и буквально сидела на чемоданах, готовая вот-вот вылететь в Москву, начав для этого процесс оформления новой американской визы. Такие факты могли убедить даже меня саму в том, что есть серьезное основание удерживать человека в тюрьме до суда, чтобы страшный преступник не скрылся от правосудия. Аргумент против был единственный – ни один из этих фактов не был правдой.
Время для общения с адвокатами истекло. Сперва бородатый маршал проводил их, а потом забрал и меня. С одной лишь разницей – моих адвокатов повели через пахнущие свежесваренным кофе чистые коридоры в зал судебных заседаний, а меня бросили в новую клетку два на два, в которой даже унитаз оказался нерабочим.
К счастью, пребывание в новой камере было недолгим, и уже через несколько минут за мной пришел маршал в новеньком с иголочки костюме, гладко выбритый и пахнущий дорогим парфюмом. Он снял с меня наручники и кандалы, чтобы не пугать видом замотанного в цепи человека уважаемый суд и пришедших посмотреть на это действо агентов ФБР и прочих зрителей. Выругавшись, он содрал пищевую пленку с моих истекающих кровью щиколоток (оказывается, мое приспособление считалось контрабандой, как и любой другой предмет в тюрьме, использовавшийся не по прямому назначению) и повел в зал суда.