Тюремный роман царицы

«За два дня до отъезда моего в С.-Петербург» – доносит резидент Плейер цесарю, – происходили в Москве казни: маиор Степан Глебов, пытанный страшно, кнутом, раскалённым железом, горящими угольями, трое суток привязанный к столбу на доске с деревянными гвоздями, и при всём том ни в чём не сознавшийся, 13-26 марта посажен на кол часу в третьем пред вечером и на другой день рано утром кончил жизнь. В понедельник 17-28 марта колесован архиерей Ростовский, заведывавший Суздальским монастырём, где находилась бывшая царица; после казни, он обезглавлен, тело сожжено, а голова взоткнута на кол. Александр Кикин, прежний любимец Царя, также колесован; мучения его были медленны, с промежутками, для того, чтобы он чувствовал страдания. На другой день Царь проезжал мимо. Кикин ещё жив был на колесе: он умолял пощадить его и дозволить постричься в монастырь. По приказанию Царя, его обезглавили и голову взоткнули на кол. Третьим лицом был прежний духовник царицы, сводничавший её с Глебовым: он также колесован, голова взоткнута на кол, тело сожжено. Четвёртым был простой писарь, который торжественно в церкви укорял Царя в лишении царевича престола и подал записку: он был колесован; на колесе сказал, что хочет открыть Царю нечто важное; снят был с колеса и привезён к Царю в Преображенское; не мог однакож от слабости сказать ни слова, и поручен был на излеченье хирургам; но как слабость увеличилась, то голова его была отрублена и взоткнута на кол; а тело положено на колесо. При всём том думают, что он тайно открыл Царю, кто его подговорил и от чего обнаружил такую ревность к царевичу».

Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. С 224

…Епископ Досифей, Кикин, казначей Суздальского монастыря и ещё один Русский колесованы, после чего тело епископа брошено в огонь, а голова его вместе с головою Кикина и двух других воткнуты на высоких шестах, расставленных четырехугольником на возведённой вновь высокой каменной стене; посреди этого четырёхугольника помещено тело посаженного на кол Глебова. Паж Баклановский и несколько монахинь жестоко наказаны телесно, а остальные виновные перевезены в Петербург. Во время этой казни, к месту собралось громадное множество любопытного народа, живущего в Москве, так что некоторые насчитывали его от двух до трех сот тысяч душ.

Вебер Ф.Х. Преображенная Россия Текст воспроизведён по изданию: записки вебера // русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1448

Разсказывают, может быть в намерении изгладить в народе дурное впечатление, по случаю жестокой казни архиерея, что секретарь, которому словесно и письменно поручена была экзекуция, ошибся: вместо того, чтобы отрубить голову, а труп сжечь, как было приказано, он, вопреки повелению, колесовал архиерея. Спрошенный, почему так сделал? отвечал, что он думал: так ему приказано. Как приговор Царя быль не столь жесток, то полагают, что сам «Бог покарал преступника». В приговоре однакож именно так и сказано, что разстриге Демиду, за лживыя на святых видения и за желательство смерти Государевой и за прочия вины, учинить жестокую смертную казнь.

Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. С. 226

Новая казнь резко отличается от предыдущих; она совершена весьма различным способом и почти невероятным: 330 человек за раз, выведенные вместе под роковой удар топора, облили всю долину хотя и русской, но преступной кровью; эта громадная казнь могла быть исполнена потому только, что все бояре, сенаторы царства, думные и дьяки, бывшие членами совета, собравшегося по случаю стрелецкого мятежа, по царскому повелению были призваны в Преображенское, где и должны были взяться за работу палачей. Каждый из них наносил удар неверный, потому что рука дрожала при исполнении непривычного дела; из всех бояр, крайне неловких палачей, один боярин отличился особенно неудачным ударом: не попав по шее осужденного, боярин ударил его по спине; стрелец, разрубленный таким образом почти на две части, претерпел бы невыносимые муки, если бы Алексашка, ловко действуя топором, не поспешил отрубить несчастному голову. Князь Ромодановский, до мятежа бывший главноначальствующим над этими четырьмя полками, выставленными на границах следить за польскими смутами, должен был сам обезглавить по одному стрельцу из каждого полка. К каждому боярину подводили по одному стрельцу, которого он обязан был казнить топором; сам царь, сидя на лошади, смотрел на эту трагедию.