Тюряга

   — Опять Драмгул?! — всплеснула руками пожилая женщина.

   — Да, ваш бывший поклонник не может никак успокоиться. Я думаю, наверняка, это не случайный перевод.

   — Почему ты называешь этого мерзкого типа моим поклонником? — спросила миссис Леоне. — Ни он, ни я, мы никогда друг друга не видели.

   — Но ведь у него же была ваша фотография?

   — О, здесь дело совсем в другом, — побелела миссис Леоне. — Я умоляю тебя не расспрашивать меня об этом. Я даю тебе слово, что никакой любовной интригой тут и не пахло, к сожалению дело было гораздо серьезней. Но я предпочитала и предпочитаю молчать, чтобы не дай бог, не навредить Фрэнку. Ведь Драмгул всесилен.

   Утром того дня, когда происходил этот странный разговор, за десятки миль от города Флигта, в «Бэйкли» отворилась дверь и в камеру Фрэнка вошел Палач.

   — Вот, — хмыкнул он. — Из «Рэдстоуна» прислали твои вещички.

   Он швырнул тюк на нары и встал рядом, хлопая себя по карманам. Фрэнк развернул пакет. Поверх одежды лежало разбитое стекло и разорванная фотография Розмари. В дверях появился Подручный.

   — Распишись вот здесь, что все полностью получил, — сказал Палач, доставая наконец из нагрудного кармана бумажку.

   Фрэнк молча расписался, и они, ухмыляясь, вышли. Как только захлопнулась дверь, он попытался сложить обрывки фотографии девушки, чтобы восстановить ее облик. Но теперь, расчерченная линиями разрывов, улыбка ее была искажена.

17.

   После завтрака Фрэнк встретился с Далласом. Тот вел себя как-то странно. Фрэнку показалось, что Даллас заметно нервничает.

   — Что это с тобой? — спросил его Фрэнк.

   — Да, бугор чего-то наезжает. Придется откупаться. Кстати, я нашел тебе работу в котельной.

   — Ты или Здоровяк? — переспросил Леоне.

   — Я, — сказал Даллас. — Пойдем, посмотришь. Четыре огненные топки встретили их. На мгновение в памяти Фрэнка мелькнуло какое-то странное воспоминание. Обрывки какого-то сна или видения, что так часто посещают человека, появляясь из небытия и в небытие уходя, поднялись из сокровенных глубин его души. Словно завороженный смотрел он, как рвется и бушует пламя, как гудит, словно призывая его, огонь. Как будто там, за этой металлической стеной с четырьмя раскрытыми жерлами кипит огненная лава и расплавленный свинец надувается огненными сияющими пузырями.

   — Тебе надо будет бросать вот в эту, — указал ему Даллас на крайнюю слева топку.

   — А где уголь? — спросил его Фрэнк.

   — Уголь надо привозить на тачке с заднего двора. Да вот же, есть пока уголь, — он показал на кучу.

   — А где тачка?

   — Да вот же она, — сказал Даллас. — Ты что, не видишь?

   — А, да..., — рассеянно сказал Фрэнк.

   Тачка и в самом деле стояла у него почти под носом. Гул пламени продолжал, словно бы околдовывал его.

   — Клево, да? — кивнул головой на топку Даллас.

   — Давно я не видел огня, — сказал Фрэнк.

   — Прямо как в аду, — присел на корточки Даллас. — В детстве я всегда любил жечь костры. Вот в результате и угодил в самую топку.

   — За что тебя посадили? — спросил его Фрэнк. — Сорок лет, это ведь немалый срок.

   — Получилось так, что я сжег целую больницу. Но я сделал это не намеренно. Но разве суду что-нибудь докажешь.

   — Что, было много жертв? — спросил его Фрэнк.

   — Четыре трупа и еще несколько человек, получивших тяжелые ожоги.

   — Как же это случилось?

   — Это была венерологическая больница.

   — Венерологическая? — удивленно переспросил Фрэнк.

   — Да, небольшая женская венерологическая клиника. Туда попала моя невеста. Ее мать долго крутила, говорила, что у нее воспаление легких, и что ее отправили в другой штат, где у какого-то дальнего родственника есть своя личная клиника, где практикуют лучшие на Западе профессора. А потом я выяснил, что моя невестушка лежит в местной венерологической больнице и что заразил ее ни кто иной, как сам главный врач. А я тогда только демобилизовался из армии и привез с собой небольшой сувенир, ручную гранату. Ну и в сердцах бросил ему ее в окно кабинета. Его-то, старого хрена, не было, а пожар начался.

   — И что, и невеста твоя сгорела? — спросил Фрэнк.

   — Да нет, она, слава Богу, осталась жива. Даллас вдруг засмеялся и лицо его, словно бы поплыло, ловя и удерживая отблески огня из раскрытой топки.

   — Ты не думай, что я смеюсь, — сказал вдруг Даллас, прекращая свой смех, — оттого, что я садист какой. Нет, это я от нервов смеюсь. Меня просто как мороз по коже продирает, когда я эту историю вспоминаю с этими обгорелыми бабами.

   — Да, — задумчиво сказал Фрэнк, по-прежнему глядя, как бушует огонь.

   — А ты-то в этот раз за что залетел? — спросил его Даллас.

   — Да ни за что, — сказал Фрэнк.

   — Как это — ни за что?

   — Да подставили меня. Давай закурим. Сейчас расскажу.

   — Давай.

   Даллас достал сигареты, но спичек у них не оказалось, и тогда Фрэнк взял какую-то длинную деревянную поломанную рейку, стоящую в углу, и сунул конец ее в огонь. Прикурив, он передал горящую планку Далласу, и начал свой рассказ.