Майснер подал Драмгулу папку. Драмгул отложил бумагу, раскрыл папку и стал читать.
— Леоне, — обратился Майснер к Фрэнку. — А вы здорово тогда играли в регби. Вы профессионал?
— Нет, — ответил Фрэнк. — Но я играл за клуб «Фаст догз» во Флинте.
— О, это очень сильный клуб, — сказал Майснер. — Они побеждали молодежные клубы Чикаго. Кажется, я видел твою игру несколько лет назад, ты был тогда школьником. О тебе писали в газетах. Это не твой отец был учителем физики?
— Да мой, — сказал Фрэнк.
— Я думаю, ты мог бы выступить за нашу сборную, за сборную «Бэйкли». Мы иногда устраиваем матчи с другими тюрьмами.
Фрэнк молчал. Палач и Подручный притихли в углу.
— Я сейчас позвоню, чтобы они сделали это уже во вторник, — сказал Драмгул, расписываясь в документах, которые подал ему Майснер.
Начальник подвинул к себе белый телефон и, набрав номер, стал что-то объяснять в трубку.
— Похоже, ты в чем-то провинился, раз ты здесь? — спросил Фрэнка капитан Майснер.
— Напротив, — сказал Фрэнк. — Мне устраивают поощрительный перевод.
— М-да? — сказал Майснер и рассеянно взял со стола Драмгула бумагу о переводе Леоне. Его лицо потемнело, лишь только он начал читать.
— Но ведь твоим соседом будет этот подонок, эта скотина Грейвс!
Драмгул положил трубку на рычаг.
— О'кей, — сказал — Они сделают это уже в понедельник.
— Отлично, — сказал Майснер.
Драмгул повернулся к Палачу, давая понять Майснеру, что их дело окончено и Майснер может уйти.
— Простите, сэр, — сказал, немного помедлив, Майснер.
Драмгул повернулся к нему, холодно уставившись в его лицо своими маленькими неподвижными глазками.
— Я узнал, что вы собираетесь переводить заключенного Леоне в пятый блок, в сто тридцать восьмую камеру. Но мне кажется, что это невозможно.
— Вот как? — усмехнулся Драмгул. — Выведите заключенного, — махнул он охранникам. — Мы должны кое-что обсудить с капитаном.
Палач и Подручный подошли к Фрэнку и кивнули ему на дверь.
— Послушайте, Драмгул, — сказал Майснер, когда Леоне вывели за дверь. — Вам же хорошо известно, что в сто тридцать девятой содержится Грейвс. Вы же знаете, чем это может кончиться. У них уже была стычка, когда Леоне только перевели к нам. А недавно я сам был свидетелем избиения Леоне во время игры в регби. Я больше не хочу инцидентов, это пагубно отражается на моей карьере. Я не знаю, по каким причинам вы решили перевести Леоне…
— Брэйдон сказал мне, что Леоне неплохой спортсмен, — перебил его Драмгул, — и что он может нам пригодиться, вот я и решил перевести его в камеру покомфортабельнее.
Майснер подозрительно посмотрел на начальника.
— Но если это действительно так, то Леоне можно оставить в прежнем блоке. На верхнем ярусе как раз пустует пятьдесят седьмая.
— Да? Я и не знал, — сказал Драмгул, проводя ладонью по своим коротко стриженым седым волосам. — О'кей, я не против. А не то вы еще подумаете, что я специально подсовываю Леоне Грейвсу, чтобы испортить вам карьеру.
Слова миссис Леоне, матери Фрэнка, о том, что она никогда не виделась с Драмгулом, произвели странное впечатление на Розмари. Она вспомнила свое посещение «Бэйкли» и разговор с Драмгулом. Что-то неясное, что она, пожалуй, пока и не смогла бы четко сформулировать даже для самой себя, не давало ей покоя. И однажды утром ей пришла в голову мысль поговорить еще раз о фотографии миссис Леоне, которую Драмгул держал в своем портмоне, со своей подругой, которая тогда это портмоне нашла. Розмари позвонила ей и договорилась о встрече. Они пили кофе и болтали о том, о чем обычно болтают молодые хорошенькие женщины и девушки — у кого какие обновки, кто какой пользуется косметикой, что за сплетни ходят об их общих знакомых и тому подобное. Словно бы невзначай, Розмари свернула разговор на интересующую ее тему.
— Да, по-моему, я даже как-то рассказывала тебе об этом. Действительно, я как-то нашла в парке бумажник Драмгула. Я тогда страшно удивилась, потому что он уже уехал из нашего города. Это потом мне сказали, что он и в самом деле приезжал на несколько дней. И в бумажнике действительно была фотография миссис Леоне, — рассмеялась подруга. — Я еще подумала: «Неужели этот старый козел в нее влюблен и приехал сюда из-за нее?»
— Скажи, а ты не помнишь, что это была за фотография? — спросила Розмари. — В чем была одета миссис Леоне и где она была сфотографирована?
— Это было уже довольно давно, но у меня хорошая память и я прекрасно помню фото. Миссис Леоне была в клетчатой юбке и голубой блузке, а через плечо у нее, по-моему, была перекинута сумка. Аа-а, нет, сумки не было видно, только ремешок, в этом месте фотография была разорвана.
— Разорвана?
— Да, я ясно помню, что еще тогда у меня сложилось такое впечатление. Во-первых, оборванный край, а во-вторых какое-то странное выражение на лице у миссис Леоне, с каким она смотрит в сторону этого оборванного края, как будто рядом с ней стоит кто-то еще.
— Может быть, мистер Леоне? — спросила Розмари, поставив чашку на блюдце.
— Не думаю. Он ведь был очень высокого роста, и тогда ей бы пришлось смотреть вверх, слегка даже подняв голову, а этого не было.