После основания мусульманских колоний на Сырдарье, в той же местности, где было местопребывание главного предводителя огузов, здесь, как в других местах, должно было сказаться превосходство мусульманской культуры. Кроме того, часть туркмен поступила на службу к Саманидам, получила от них в свое распоряжение пастбища и обязалась защищать границы саманидских владений против своих немусульманских соплеменников. В числе тюрок, живших тогда в пограничных областях саманидского государства, были и люди, познакомившиеся с мусульманской культурой; тюрком по происхождению был знаменитый арабский философ X века Фараби[82]. Во время борьбы между Саманидами и Караханидами огузы были то на одной, то на другой стороне; в начале XI века они перешли в государство газневидского султана Махмуда.
Персидские историки того времени проводят различие между первыми, совершенно неорганизованными пришельцами и более организованной силой потомков Сельджука, которые были уже «эмирами-завоевателями», а не только пастухами, как их предшественники. Первые могли причинять владениям Газневидов и других династий только экономический ущерб своими грабежами, эти грабежи захватили огромный район, но не вызвали никаких политических перемен; кочевники переходили с места на место, нигде не оставляя гарнизонов, не восстанавливая разрушенных городов, не стараясь уничтожить существовавшие государства и заменить их своим собственным. Потомки же Сельджука уже после своих первых побед в Хорасане при газневидском султане Масуде[83], сыне Махмуда, начали присваивать себе права государей, вводить свои имена в хутбу[84], читавшуюся по пятницам в мечетях, и чеканить их на монетах, хотя при этом в первое время не заботились о единстве государственной власти. Как империя тюрок в VI веке, так и государство потомков Сельджука в XI веке было основано двумя братьями, в последнем случае внуками Сельджука; в одно и то же время имя одного брата читалось в хутбе и чеканилось на монетах в Нишапуре, имя другого — в Мерве.
Только постепенно ими была усвоена идея единодержавия. Замечательно, что при тюркских завоевателях впервые появился на монетах, чеканившихся в Хорасане, древнеиранский титул
Вопрос об отношении представителей власти к тому народу, из которого они вышли, был в государстве потомков Сельджука еще более сложен, чем в государстве Караханидов. Караханиды называли себя только тюрками и домом Афрасиаба; ни одна из существовавших тюркских народностей не имела в их государстве преобладания, и ни один источник не говорил, из какой народности вышла сама династия. Потомки Сельджука сделались сначала шаханшахами, потом «султанами ислама»; для них тоже, как для Караханидов, была сочинена и принята ими легенда о происхождении их от Афрасиаба; и все-таки они признавали себя не только огузами, или туркменами, но и выходцами из рода кынык (такое произношение указано у Махмуда Кашгарского), одного из 24 (по Махмуду Кашгарскому из 22) огузских родов. Одни и те же названия родов приводятся у Махмуда Кашгарского и в монгольскую эпоху у Рашид ад-дина с той разницей, что у Махмуда эти названия приводятся в более древней форме: род, из которого впоследствии вышла Османская династия, называется «кайыг», а не «кайы», название рода «языр» пишется «язгыр» После Махмуда Кашгарского, как основательно разъяснено и в тюркской науке, должно отпасть мнение Марквардта, сблизившего название рода кайы с названием народа, жившего, по Бируни и некоторым другим источникам, на отдаленном востоке и носившего имя «кай»; на основании этого Марквардтом была создана теория о монгольском происхождении османцев. У Махмуда Кашгарского среди не чисто тюркских народов упоминается народ кай, и это название, конечно, не имеет ничего общего с названием рода кайыг.