Тюрьма имени свободы

Человек способен примириться с любой несправедливостью, если он при ней родился.

Марк Твен

С какой легкостью и самодовольством злодействует человек, когда он верит, что творит благое дело!

Паскаль

Где великий человек раскрывает свои мысли, там и Голгофа.

Гейне

В стране баррикад

Капля учила стихи: «Где с пулей — встань, с винтовкой — ложись, где каплей льешься с массами…»

В стране баррикад это была обычная ситуация, но Капля немножко не понимала: почему нужно вставать с пулей, а ложиться с винтовкой, а не наоборот? Но Капле нравились эти стихи. Ей нравилось быть каплей в бурном потоке.

И совсем ей не обязательно знать, куда мчится этот поток: орошает ли он поля, или затопляет населенные пункты. Она считает себя живительной влагой, но если ей скажут: с пулей встань, с винтовкой ложись… Капля твердо знает (хотя какая твердость у жидкости!), что тот, кто сегодня течет не с нами, течет против нас, льет воду не на ту мельницу. Однажды и о ней подумали, что она льет воду не на ту мельницу. Ей ничего не сказали, но она почувствовала вокруг какое-то охлаждение. Какое-то странное молчание. Будто на похоронах, а она как будто в гробу.

Ей захотелось оправдаться, но она не знала в чем. И перед кем. Никто ее не обвиняет, но Капля чувствует: атака на нее началась. Как в кинофильме «Чапаев»: пам-пам, пам-пам, пам-пара-рам-пам… Психическая атака. Вот тогда она дала себе слово: всегда литься с массами и никогда, никогда не выделяться из масс.

Капля была мягкая, чувствительная, а Винтик твердый и умный. Поэтому он писал книгу. Правда, в стол. Писал, писал и все в стол, в стол. Такое было впечатление, будто он ввинчивается в стол, но почему-то считалось, что он стол расшатывает, а не укрепляет. Его уже предупреждали: не расшатывай! Но он иначе не мог.

И однажды он услышал: пам-пам, пам-пам, пам-пара-рам-пам… Психическая атака. Та, в «Чапаеве», еще не была такая психическая, там, по крайней мере, было видно, откуда наступают. А тут — ну совершенно ничего нет, но что-то назревает, сгущается. И тихо так, еле слышно: пам-пам, пам-пам, пам-пара-рам-пам… Не на вас, а мимо вас. Но мимо вас, а не кого-то другого. Свистят мимо взгляды, как пули на войне. И вдруг — тихо так, вкрадчиво:

— А что автор хотел сказать в своем произведении?

Школьный вопрос. Как будто автор хотел сказать одно, а сказал совершенно другое.

И — без всякого перехода — здравицы, аплодисменты. Всем уже ясно, что автор хотел сказать. Такого в то время никто не хотел сказать, а автор хотел, он пытался. Он был по ту сторону баррикад, когда все были по эту. У него хватило твердости.

На баррикаде устанавливаются микрофоны, и все начинают от них выступать. От одного микрофона Винтик, от другого Капля, они теперь народные избранники. Раньше им говорить не давали, им мешали… Кстати, где они, те, кто мешал? Где их косые взгляды, неясные лица? Все взгляды прямые, лица ясные и открытые. И Капле от этого так легко. Вот когда она по-настоящему льется с массами. Каплей, конечно, а чем же еще? Чтобы литься с массами, нужно непременно быть каплей.

Сны Вассермана

Вассерману снились исторические сны. В одном он был Сократ, в другом — Юлий Цезарь. Кстати, познакомился с Клеопатрой, симпатичная женщина.

А однажды приснилось Вассерману, что он Чингисхан и ведет на Русь орду, причем не татаро-монголов, а татаро-евреев. И вдруг евреи взбунтовались: не хотим, говорят, идти на Русь, там наши родные братья украинцы. Лучше мы пойдем на Америку или на Западную Европу. Там, кстати, лучше и со снабжением.

В другой раз Вассерману приснилось, что он Фердинанд Арагонский. А жена у него Изабелла Кастильская. Они надеялись, что от этого брака родится Испания, а она все никак не рождалась, потому что ей мешали местные арабы.

Торквемада говорит: надо арабов отделить от государства. А заодно и евреев. Почему евреев? Разве кто-нибудь говорил про евреев? Почему у нас чуть что — сразу евреи?

Торквемада — башковитый старик! — говорит: нельзя арабов отделять без евреев. Они связаны исторически.

Но евреи — богатство нации, доказывает Вассерман-Фердинанд.

— Отделять надо по-умному, — объясняет башковитый старик. — Сначала отделить богатство от евреев, а уже потом евреев от государства.

Стали прикидывать, куда девать евреев. У арабов хоть есть арабские страны, а евреям вообще деваться некуда.

Жена Изабелла говорит: — Тут ко мне приходил Колумб. Он собирается что-то открыть, и тогда евреям сразу будет куда ехать.

Все так и случилось. В текущем во сне у Вассермана 1492 году арабов и евреев с треском вышибли из Испании, и в том же самом году (надо же, успел!) Христофор Колумб открыл Америку.

Правда, арабы и евреи долго еще не могли отделаться друг от друга. Вассерман уже давно проснулся, а они все никак не могли отделаться.