Тюрьма имени свободы

На двадцатой минуте гроссмейстер понял, что черные наступают. Он пожертвовал качество, но, не найдя более действенного средства защиты, повернул доску на сто восемьдесят градусов и стал играть за черных.

Белые надолго задумались. Затем невероятным усилием воли они выровняли игру и медленно пошли в наступление.

Теперь пришла пора задуматься черным. Гроссмейстер лихорадочно искал контригру. Он пожертвовал качество, на этот раз качество черных, но, так и не найдя контригры, повернул доску и стал играть за белых. При этом он напомнил, что с самого начала играл за белых и даже был инициатором первого хода.

Болельщики вздохнули с облегчением: они могли снова болеть за белых. Они старались не вспоминать те минуты, когда болели за черных, поддавшись авторитету гроссмейстера.

Но черные не сдавались. Постепенно они выровняли игру и пошли в наступление.

Гроссмейстер пожертвовал качество и стал играть за черных.

Тогда белые пошли в наступление.

Гроссмейстер пожертвовал качество и стал играть за белых.

Тогда черные пошли в наступление.

Доска вертелась все в более быстром темпе, теряя качество с обеих сторон, и когда уже совсем никакого качества не осталось, гроссмейстер вышел из партии. Он вышел из партии и стал играть совсем в другую игру.

А шахматная партия продолжалась. С потерей остатков качества и количества фигур оба пути к победе вели к поражению, и болельщики, уже не имея сил болеть, ругали гроссмейстера, который довел партию до такого катастрофического состояния…

Наверно, они забыли, кто начал эту партию, кто был инициатором первого хода…

Лучшее место в автобусе

В автобусе самое удобное место у водителя, поэтому на нем любят сидеть даже те, которые не умеют водить автобус. Кстати, нередко именно они, не умеющие, лучше всех умеют сидеть у руля.

Но пассажиры, конечно, недовольны. Им неважно, как водитель сидит у руля, им важно, чтоб автобус двигался.

Начинают выяснять, почему автобус не двигается. Спрашивают у водителя, но он не может отвлекаться на разговоры: он занят тем, что сидит у руля.

Да и что он может сказать? Что он не умеет водить автобус? Но тогда его заменят другим водителем. А этого ему б не хотелось. Он уже привык сидеть у руля и даже не представляет себя на другом месте.

И что ему остается? Переложить свое неумение на других, внушить пассажирам, что это они не умеют ездить в автобусе. Пускай сначала научатся ездить, а потом уже требуют, чтоб автобус двигался.

Неумение ездить — самое уязвимое место у пассажиров. Их ведь никогда этому не учили, они вообще не задумывались, умеют они ездить в автобусе или не умеют.

Тут же находятся самые неумелые, и их дружно высаживают из автобуса те, которые не умеют средне или чуть-чуть.

Потом те, которые не умеют чуть-чуть, высаживают тех, которые не умеют средне.

В результате все пассажиры оказываются высаженными из автобуса и начинают дружно его толкать.

Наконец-то автобус движется! Скорость, правда, не слишком большая, да и пассажирам приходится нелегко, но только так они научатся ездить в автобусе. К тому же их вдохновляет вид сидящего у руля водителя. Конечно, он никакой не водитель, и откуда он только взялся на нашу голову, но зато вы на него посмотрите, нет, вы только на него посмотрите: как он замечательно сидит у руля!

Вопрос о власти

На Руси всегда было столько власти, что бери — не хочу. Но если кто возьмет по неосторожности, тут же на него кидаются и начинают отнимать. И при этом кричат: — Центральный вопрос — это вопрос о власти!

Отнимут и бросят. Валяется власть под ногами, бери — не хочу. Но чуть кто захочет — опять на него кидаются.

Совсем извелись. Ни работать некогда, ни отдыхать, ни поднимать культуру на более высокий уровень. Потому что центральный вопрос — это вопрос о власти.

Послали к варягам, чтобы они взяли власть. Нам, говорят, нужна твердая рука. Не такая, чтоб работала, а такая, чтоб нами володела. Чтобы всех держала за руки, не давала делать чего не положено.

Удивились варяги: как же можно работать, если всех держать за руки? Но на всякий случай решили попробовать. Не устояли перед соблазном.

Трудно было. Одной рукой собирать земли под единую власть, а другой держать народ за руки, чтоб не делал чего не надо. Иван — уже Четвертый! — догадался: надо всю власть так направить против народа, чтоб народ постоянно чувствовал, тогда его не придется держать. Самодержавие должно держаться само, но, конечно, надо, чтоб народ чувствовал.

Потом не раз посылали к варягам, приглашали приходить, володеть. Вкладывать капиталы, развивать культуру и образование.

Но при этом не забывали, что центральный вопрос — это вопрос о власти.

Большевики, которые свергли царя, так и сказали:

— Центральный вопрос — это вопрос о власти.

Демократы, которые свергли большевиков, так и сказали:

— Центральный вопрос — это вопрос о власти.

А власти столько, что бери — не хочу. Но лишь кто-то захочет взять, как все на него кидаются.

Некогда работать, некогда отдыхать, некогда поднимать культуру и экономику. Потому что центральный вопрос — это вопрос о власти.