Тюрьма имени свободы

Страну, в которой любое дело — подвиг, можно смело назвать героической. Голодной, нищей, криминальной, но — героической. Мельницы героически борются за каждый мешок зерна, а донкихоты борются за отсутствующую справедливость. Что нам нужно больше: чтоб у нас было вдоволь зерна, а справедливости не хватало, или чтоб справедливостью мы завалили страну, а зерно привозили из Америки?

Вопрос, конечно, можно поставить, но с ответом не получается. И со справедливостью не получается. И особенно с зерном.

И уже мельницы, не решив проблему зерна, расправляют крылья для борьбы, а донкихоты, махнув рукой на борьбу, продают свои рыцарские доспехи за предметы первой домашней необходимости.

Племена на все времена

Эссе, сэр! С крыши многоэтажного здания взывало бодрящее: «Выполним!»

Остальная часть призыва отвалилась, а поднимать ее на такую высоту было некому, несмотря на всеобщий большой подъем. В общем — подъем, а в частности — поднять некому.

По улице шли пионеры разных времен, всегда готовые быть готовыми. Хоть им никто уже не кричал: «Будь готов!», да и к чему быть готовым на заслуженном отдыхе? Но они все равно пребывали в готовности. Каждый — всегда готов.

Из щедринских времен до нас доносится вопль человека, который на извечный вопрос: «за что?» — не получает другого ответа, кроме: «будь готов!».

«Всегда готов!» — отвечают пионеры нашего времени.

«Не к тому будь готов, чтоб исполнить, а к тому, чтоб претерпеть», — разъясняет классик.

Интересно! А мы что делаем, сэр? Мы же именно это и делаем. Исполняем плохо, претерпеваем хорошо, да у нас и нельзя иначе, когда все из рук валится, кроме оружия классовой борьбы.

Шагай вперед, пионерское племя!

Шагай вперед, комсомольское племя!

Шагай вперед, пенсионное племя!

И вот мы с новым подъемом (хотя фанерку поднять все же некому), все с новым и новым подъемом шагаем — племена на все времена…

Всегда готовые… к чему? Ко всему.

Мы всегда готовы быть готовыми.

Дополнение к сказанному

***

Деньги не пахнут (Веспасиан). Особенно если деньгами не пахнет.

***

Аппетит приходит во время еды (Рабле), но не всегда еда приходит во время аппетита.

***

И скучно, и грустно, и некому руку подать (Лермонтов), но зато есть, кому подать в руку.

***

В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот достигнет ее сияющих вершин (Маркс), кто сумеет их отличить от зияющих пропастей.

***

Хлеб открывает любой рот (Лец). И закрывает.

***

Мы ехали шагом, мы мчались в боях и яблочко-песню держали в зубах… (Светлов). А что сегодня у нас в зубах? Ни песни, ни яблочка…

***

Я к вам приду в коммунистическое далеко (Маяковский), если кого-нибудь там застану.

Четыре действия любви или Эволюция продолжается

Не нами сказано

***

Все люди без исключения стремятся к счастью. Это — мотив всех действий всех людей, даже тех, которые намерены повеситься.

Паскаль

***

Что за охота мечтать о своем счастье? Оно — как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть.

Тургенев

***

Ум всегда в дураках у сердца.

Ларошфуко

***

В любви теряют разум, в браке замечают эту потерю.

Сафир

***

Брак — это лихорадка навыворот: начинается с жара, а кончается холодом.

Гиппократ

***

Каждый час, посвященный ненависти, — это вечность, отнятая у любви.

Берне

***

Надежда — хороший завтрак, но плохой ужин.

Ф. Бэкон

В жизни раз бывает восемнадцать лет

Им как раз было восемнадцать.

— Я тебя люблю, — сказал он.

— Мама говорит, что любить можно только родственников. Кроме папы. Потому что он уже нам не родственник. Он нас не любит. — Она вздохнула: — Мужчины не умеют любить.

— А женщины? Если хочешь знать, женщины еще больше не умеют.

— Никто не умеет любить, только родственники, — рассудительно сказала она.

Им было восемнадцать. Восемнадцать на двоих. Тяжелые ранцы пригибали их к земле, приближая к земным проблемам.

— Все равно я тебя люблю, — решительно сказал он. — Люблю, хотя мы с тобой не родственники.

— Так не бывает, — твердо сказала девочка.

— А я знаю, что бывает! Хочешь, завтра спросим у всего класса?

Спрашивать надо было у второго класса. У второго Б.

— Как же ты спросишь? Скажешь, что меня любишь?

— А ты не хочешь?

— Нет, почему же… А ты больше ни про кого не скажешь, только про меня?

— А про кого еще?

— Ну, не знаю… Может, ты еще кого-то любишь из девочек… Раз ты любишь не только родственников.

— А если я им скажу, что люблю тебя, ты меня полюбишь?

— Может быть. Если ты не будешь любить других девочек. Как мой папа.