Тюрьма имени свободы

Какая ж причина, однако, что все это кончилось крахом? Хотя бы одна собака на это дала ответ.

Напрасны поиски счастья, ужасны происки счастья, а что до приисков счастья — их просто на свете нет.

Брызги действительности

* * *

Аграрное государство вывозит сельскохозяйственную продукцию, а ввозит промышленную. Промышленное государство вывозит промышленную продукцию, а ввозит сельскохозяйственную.

А как назвать государство, которое ввозит и то и другое, а вывозит полезные ископаемые? Ископаемое государство?

* * *

Зарплаты камней преткновения намного превосходят зарплаты краеугольных камней.

* * *

В своих «Дневниках» врач Льва Толстого приводит такие слова писателя: «Во мне еще живет атавизм — патриотизм, с которым я, разумеется, борюсь».

Всего один «изм» — и уже борюсь. А каково бороться нам, когда в нас живут марксизм-ленинизм, шовинизм, паразитизм, иногда полный идиотизм? Трудно бороться. Поэтому мы и не боремся.

* * *

Система убита, но некуда вывезти труп. Он разлагается, и жить при нем еще тяжелей, чем было при живой системе.

***

То, что «добрый» и «доблестный» одного корня, могло бы дать замечательные плоды, если б не третье слово того же корня: «удобный». Нас все время тянет к удобному — больше, чем к доброму и доблестному.

* * *

Истина, рожденная в споре, уже по этой своей природе не может быть бесспорной истиной.

* * *

Вся наша советская история укладывается в слова: «С новым подъемом…», «С огромным подъемом…», «С небывалым подъемом…»

Не было бы у нас столько подъемов, мы бы сегодня так больно не падали.

***

Маленькая старушка любит ходить на похороны, но при этом рассказывает только о собственных болезнях. «Вот у меня хуже было…»

Хотя — что может быть хуже, чем у покойника? Если, конечно, хоронят не тебя, а ты хоронишь кого-то другого.

* * *

После вечера встречи с любимым писателем один его почитатель говорит другому почитателю: «Он вам подписал книгу? А я свою забыл дома. Покажите, как он подписывает, я себе сам подпишу».

* * *

Сектор Газа не внушает таких серьезных опасений, какие внушает сектор нефти и газа.

* * *

Когда постсоветский человек покинул пост советского человека, он узнал, что такое настоящий пост.

* * *

Мы шагаем шагом победным — и все время по бедным, по бедным!

Эссе, сэр!

Приватизация человека человеком

Человек-животное общественное. Эта истина, высказанная Аристотелем, была известна задолго до него. При первобытнообщинном строе человек был в большей мере общественным и животным, чем при Аристотеле, поэтому не исключено, что определение, подхваченное великим философом, возникло именно в это время.

Однако первобытнообщинный строй не оправдал вековых чаяний человечества. Только общие жены имелись в достатке, все же остальное было в ограниченном количестве и давалось с большим трудом. Человечество явно сбилось с пути, и не у кого было спросить дорогу к светлому будущему.

И тогда началась первая в истории приватизация: человек стал приватизировать человека.

Это был долгий и мучительный процесс. Приватизация всегда мучительный процесс, тем более приватизация человека человеком. Никто не хочет быть приватизированным, каждый норовит приватизировать другого. В общем, началась борьба: кто кого приватизирует. При этом механизм приватизации еще не был выработан, никаких законов еще не было, а народ волнуется, спешит с приватизацией, но при этом с опаской оглядывается — как бы не приватизировали самого. Никто не хочет быть собственностью, каждый собственником стать норовит, хотя собственностью быть спокойней, с нее меньше спрашивается.

Когда закончили приватизацию, смотрят — у них рабовладельческий строй. Деприватизировались, ничего не скажешь. Были свободные граждане, а стали рабы. А ведь человек — животное общественное, как же он в частной собственности оказался?

Это уже вопрос Аристотелю. Но Аристотель молчит. Вместо него отвечает Цицерон: человеку свойственно ошибаться.

Благоглупости

Вы обратили внимание, сэр, что иногда слову приходится доживать до истинного смысла? Родится оно с одним смыслом, каким-нибудь незначительным и даже не особенно ему подходящим, и живет с этим смыслом много лет, пока не проявится истинный его смысл. И мы недоумеваем, как это слово, рожденное как будто специально для нашего времени, могло появиться раньше, столько лет существовать, дожидаясь, когда изменившаяся жизнь наделит его истинным смыслом.

Так произошло со щедринским словцом «благоглупости», первоначально обозначавшим глупости, произносимые важным тоном, а также пустяки, совершаемые с большой серьезностью. И вдруг у слова появилось другое значение: глупость, выдаваемая за благо.

Потому что появились такие глупости. Все государственные глупости, разорившие и опустошившие нашу страну и наши души, выдавались за величайшее благо для нас. Поэтому безобидный здравый смысл стал крамольным и даже преступным. И с ним, со здравым смыслом, началась упорная, длительная война, которая и сейчас еще не кончается.