Тюрьма мертвых

Когда-то бывшие живыми люди слева и справа залезали в вагонетки и ставили инструмент между ног; я последовал их примеру. Не прошло и полминуты, как все расселись. Я примостился посередине между перекаченным стероидами детиной с лицом младенца-переростка и щупловатого вида стариком. Самое интересное было то, что у здоровяка в руках было обычное ведро, а дедок сжимал толстый металлический лом, который был выше его на голову, когда тот сидел. Очевидно, трудовые обязанности здесь никак не распределялись, каждый брал в руки то, что ему давали, и делал то, что говорили. Никогда еще я не боролся с таким упорством с собственным любопытством. Глаза чесались, зрачки то и дело хотели соскользнуть в сторону и осмотреть каждого заключенного с ног до головы. Я находился в окружении мертвецов, пускай и безвольных, но это были люди, перешагнувшие за ту самую грань, о которой тысячелетиями рассуждали и спорили люди всего мира.

Механизмы зашипели, поручни с треском опустились вниз, придавив ноги к полу. Я украдкой взглянул под них и увидел, как тонкими прозрачными волнами растекается туман, обволакивает подошвы ботинок, заползает внутрь штанов, собирается в клубы и вываливается за борта. Мой дед лично провел осмотр каждого места и, убедившись, что все зажаты поручнями, сел в голове состава, и мы поехали. Из приближающегося туннеля вырвался и подул в лицо ледяной поток воздуха. Мне показалось, что в нем я уловил запах хвои. Это, конечно, было невозможно, но мне до безумия хотелось верить, что я покидаю тюрьму.

Состав несся невероятно быстро, было ощущение, что мы вот-вот взлетим, от разрезаемого лицом воздуха перехватывало дыхание. За минуту мы преодолевали расстояние в несколько десятков километров – любое метро могло бы позавидовать подобной скорости. Чем ближе мы были к выходу, тем холодней становился воздух. Я заметил, как из носа и рта у меня вырывается пар, это была проблема, ведь, кроме меня, здесь никто не дышал.

Выехав из очередного темного тоннеля на открытую освещенную местность, я заметил на себе взгляд сидящего впереди человека с широким лбом, лысой, как у охранников, головой и лицом, покрытым множеством глубоких вкрапленных шрамов. Он смотрел на меня своими сухими кукольными глазами и, кажется… улыбался?

Поначалу я подумал, что у него лицо такое, но, когда мы снова погрузились во тьму, а через несколько мгновений выехали на свет, я ясно разглядел холодную, самодовольную ухмылку. Он понял, что я не один из них. Я уставился на него, пытаясь понять – замышляет ли он сдать меня, но читать мысли по глазам я, к сожалению, не умел.

Неожиданно в животе и в легких появилось чувство, будто все внутренности поплыли кверху, с каждой секундой это чувство усиливалось. Тоннель уходил под землю. Теперь езда на вагонетках походила на американские горки, дух перехватывало, а в голове возникли шокирующие выводы: «Они углубляют тюрьму, строят вниз».

Кирпичную кладку сменила земля, появились деревянные конструкции, подпирающие своды и укрепляющие стены. На этих огромных брусьях висели керосиновые лампы, от которых света было не намного больше, чем от свечей на торте. Мы погружались в настоящую темную пещеру. Так как за все время ни одной буровой машины на глаза не попадалось, то с полной уверенностью можно было сделать вывод, что кирки, лопаты и ломы в руках моих «коллег» сделали всю эту работу.

«И это в двадцать первом веке», – молча заметил я про себя.

Наконец тоннель выровнялся, и дорога стала прямой. Слева и справа в стенах прорубались новые тоннели, коридоры, формировались новые проемы будущих камер.

«Твою мать, да она бесконечна».

Я заметил сотни заключенных, трудящихся в поте лица (если так можно сказать про тех, кто не потеет). Мне стало дурно, но я не успел предаться меланхолии, так как наша «машина» свернула под резким углом и снова начала подниматься кверху, вжимая мое тело в жесткую металлическую спинку.

Мы вернулись на прежний уровень, где свет отсутствовал полностью, и скоро состав начал сбавлять свой бодрый темп. Издавая противный скрип, колеса рывками цеплялись за рельсы, наверняка раскаляя их докрасна.

Состав остановился, а царившая вокруг тишина быстро поглотила эхо механических звуков. Мы молча сидели в кромешной темноте, пригвожденные поручнями к сиденьям. Казалось, я слышал стук собственного сердца, которое в последнее время гоняло кровь по телу как сумасшедшее. Если бы я не знал, что рядом со мной кто-то есть, то подумал бы, что нахожусь здесь в абсолютном одиночестве. Наконец спереди в потолок ударил луч света, затем он переместился с полотка на пол, потом на стену, а после развернулся и начал падать на лица заключенных, подсвечивая их.

Стоял собачий холод, из-за которого зуб на зуб не попадал. Все тело пробирала дрожь, я старался дышать исключительно ртом, выпуская тонкие струйки воздуха. Но, кажется, это было еще не все; мои щеки – они горели, как зимой на морозе. И если румянец еще не проступил, то скоро наверняка окрасит мои щеки в бледно-розовый цвет.