Тюрьма, зачем сгубила ты меня?

Максим Лежнев выглядел еще хуже, чем он. Под глазом синяк, губа разбита, костюм грязный, местами порванный. Бледный и осунувшийся. Жалкий и беспомощный.

– Я не убивал…

– Ты ее изнасиловал, мразь!

Только физическая слабость не позволяла ему встать во весь рост и врезать этому подонку по морде.

– Нет… Она сама… – начал было, но осекся Максим.

И все-таки Андрей поднялся. Возмущение оказалось той силой, которая смогла сорвать его с места. Вика? Сама?! Сама легла с этим уродом!..

Он пошатнулся, но устоял. Покачиваясь, он подошел к Лежневу, двумя руками схватил его за уши, притянул к себе его лицо.

– В глаза смотри, падаль! Она?! Сама?!! Я спрашиваю, сама?!!

– Нет…

Максим был рослым мужчиной, мог бы дать Сизову отпор. Но его парализовал страх. Андрей понимал, что Лежнев боится не столько его, сколько системы, которую он представлял. Он уже хлебнул тюремного лиха и знал, что будет, если люди здесь захотят, чтобы он познал его сполна.

– Тварь!

Он не стал бить Лежнева, вернулся к столу, сел на стул.

– Ты хоть представляешь, что с тобой будет?

Голова кружилась так, что он потерял арестанта из виду. Но продолжал говорить. И слушать.

– Представляю. И знаю… Сначала меня опустят. Потом убьют. Один и тот же сценарий…

– Какой сценарий? Ты надругался над моей девочкой. Ты ее убил! Это не сценарий будет, урод… Я… Я не знаю, что с тобой сделаю…

– Все идет по сценарию, – Лежнев продолжал дуть в свою дуду.

Его спасало то, что Андрей едва мог говорить.

– Моя вина состоит только в том, что в свое время я оклеветал одного человека. Его посадили на пятнадцать лет, по ложному обвинению… Карцева больше нет, теперь я могу сказать об этом. Он убил Татьяну, а подставил Егора Пермякова… Мы с Вадимом не видели… Нет, не видели, как Егор убивал Татьяну, поэтому поверили ему, когда он сказал, что это сделал Пермяков. И на суде показания дали против Пермякова… Теперь за это расплачиваемся… Все из-за Пермякова. Его в восемьдесят седьмом посадили. Говорят, опустили в тюрьме… Он потом сбежал, из колонии, но, видно, жив… Теперь он нас опускает, по своему сценарию… А может, и нет никакого сценария. Может, душа его нас к себе притягивает. Его призрак по тюрьме бродит…

– Хватит… Жене своей расскажешь… А здесь я тебе буду рассказывать… Я знаю, что с тобой сделать…

Он нажал на кнопку, конвоир увел подследственного. Тут же возник и Лыпарев.

– Что с ним делать?

– В карцер его… В шестнадцатый, самый гиблый…

– Но его же закрыли.

– Делай, что хочешь, но чтобы он был там…

Шестнадцатый карцер находился в полуподвальном помещении, когда-то в нем гноили неисправимых нарушителей порядка. Гноили в самом прямом смысле этого слова. Холод, сырость способны были за неделю сделать человека инвалидом. В этом карцере Лежнев будет страдать, там он прочувствует, что такое вечный могильный мрак.

* * *

Вика опоздала. В тюрьме ей сообщили, что капитан Лыпарев повез майора Сизова в больницу. Она тоже поехала туда, но выяснилось, что больного как не было, так и нет. Тогда она отправилась к нему домой.

Дверь была опечатана, но полоска со штампом была сорвана. Вика нажала на клавишу звонка, приготовилась ждать, но Андрей открыл ей почти сразу. Бледный, изможденный, дыхание частое и натужное, как будто он только что сошел с беговой дорожки. В глазах отчаянная надежда, которая вмиг испарилась, едва он понял, кто пришел к нему.

– Ты? – разочарованно спросил он.

Пошатнувшись, он ухватился за ручку двери, устоял.

– Посмотри, на кого ты похож! – резко и осуждающе сказала она. – Пошли, в больницу тебя отвезу!

В ответ он лишь презрительно улыбнулся и повернулся к Вике спиной. Рукой опираясь о стену, направился в комнату. Вика зашла в прихожую, закрыла дверь, услышала, как щелкнул за спиной английский замок.

Диван был разобран, вокруг беспорядок, оставшийся после убийства Олеси, пол истоптан множеством ног. Андрей опустился в кресло, согнулся в поясе, обхватив голову руками, замер.

Вика села в другое кресло.

– Ты ведешь себя очень неправильно, – сказала она.

В ответ он не обронил ни слова, даже не шелохнулся.

– Ты слышишь меня?

– Уйди! – не изменив позы, утробным голосом потребовал он.

– Тебе в больницу надо!

– Я сказал, уйди.

– А я говорю, тебе отлежаться надо. Ты же свалишься, в реанимацию попадешь.

– Ты что, русского языка не понимаешь?

– Ты пойми, у Олеси здесь никого не было, кроме тебя. Завтра, послезавтра родственники начнут приезжать, а ты принять их не сможешь…

– Чьи родственники? Ее?.. Принять их не смогу? – разогнувшись и отрешенно глядя на Вику, спросил он у самого себя. Сам же себе и ответил: – Не смогу… А надо… Я маме скажу, она все организует…

– Вот к маме бы и ехал.

– Там Олеси нет.

– А здесь?

– Здесь она где-то рядом… И ты здесь… И твой подонок муж здесь был…

– Он был бы подонком, если бы убивал. Но он не убивал. Я тебе еще раз говорю, что это часть заговора против него.

– Тебе самой в больницу надо? И мужу твоему туда же, голову полечить… Но его и без того полечат, – презрительно и с угрозой во взгляде скривился Андрей.

– Ты был в тюрьме, что ты там делал? – разволновалась Вика.