Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Матерей и малышей содержали в так называемых «кормовых коттеджах», т. е. в тех, где были кухни и столовые. Матери, как правило, помогали на кухне. Бывало, дежурная надзирательница во время обеда приносила в столовую какого-нибудь младенца и тогда не было конца умилениям, охам и ахам. Страшные сцены разыгрывались при разлучении матери и ребенка, особенно если первой предстояло еще долго сидеть. Горе и тревоги этих несчастных женщин резко сказывались на их здоровье и душевном состоянии и порой приводили к тяжелым психическим травмам…

ИЗГНАНИЕ ИЗ ОЛДЕРСОНА

Я не могла понять, по каким причинам одних «федеральных заключенных» направляли в Олдерсон, других — в федеральные тюремные больницы, а третьих — в исправительные заведения городов или штатов. Срок наказания был здесь явно ни при чем. В Олдерсоне, например, постоянно находились «краткосрочницы», осужденные всего лишь на несколько месяцев. Я терялась в догадках.

Когда-то это «федеральное исправительно-воспитательное заведение для женщин» всячески стремилось сохранить вывеску образцово-показательного учреждения, и поэтому «неисправимых» старались сплавить в другие места. Их переводили либо в психиатрическую больницу св. Елизаветы, либо, скажем, в работный дом в Цинциннати — своего рода женский Алькатрас (Алькатрас — бывшая военная тюрьма, а с 1933 г. — «федеральная тюрьма для опасных преступников», находится на скалистом острове того же названия в бухте Сан-Франциско). За несколько лет до нашего прибытия в Олдерсон оттуда была «изгнана» целая группа провинившихся заключенных, которые варили самогон, взломали какую-то дверь и пытались бежать в автомобиле надзирательницы. Эта история до сих пор передается из уст в уста.

Судя по рассказам и описаниям, отбывать наказание в Олдерсоне куда легче, чем в тюрьме в Цинциннати — старинном сооружении, состоящем внутри из ярусов, начиненных железными камерами, точно улей сотами. Но, как ни странно, некоторые женщины предпочитали (Элдерсону Цинциннати. Их почему-то угнетал вид окрестных гор, красота природы не трогала, а гробовая ночная тишина приводила в ужас…

Одна из заключенных, высланная из Олдерсона, была феноменально толстая женщина с неразвитым, полудетским умом… Толстуху осудили за вымогательство; она пыталась получить деньги от убитых горем родителей, сказав им, что знает, где находится их похищенный ребенок. Это была ложь. К счастью для нее, она на самом деле ничего не знала. Преступников же схватили и казнили за убийство ребенка… В тюрьме эта полукретинка развлекалась довольно странным способом — вырезала дверные и другие замки и выбрасывала их в окно. Однажды она сорвала все замки с окон и дверей общей комнаты 26-го коттеджа. Девушки тут же подошли к распахнутым окнам, выходившим на Дэвис-холл и больницу, и принялись болтать с проходившими мимо заключенными. Когда надзирательница обнаружила исчезновение замков, доступ в общую комнату был прекращен и она оставалась закрытой, пока все окна не снабдили массивными щитами. Виновницу наказали одиночным заключением. Но вскоре она снова набедокурила — нарочно засорила водопровод и канализацию. После долгой, кропотливой работы охранникам наконец удалось прокачать и очистить трубы. Из канализационного колодца около коттеджа они выудили ее огромное платье и несколько пар брюк. Женщинам пришлось потратить целое воскресенье на мытье полов, залитых водой нечистотами. Психопатку снова водворили в одиночку и продержали там, пока все немного поостыли. Ее бессмысленная выходка вызвала общую ярость… Она была явно невменяемой, и ее отправка из Олдерсона не опечалила никого…

Вообще должна сказать, что я питала большую симпатию к тем молодым заключенным, которых почему-то упорно называли «неисправимыми». Почти все они выросли в исправительных домах, не знали радостей детства и семьи, всех их вечно били, бранили и всячески третировали. Мне хорошо запомнилась одна «неисправимая» — коренастая и сильная молодая негритянка с крайнего Юга. Она никому ни в чем не доверяла, ни с кем не дружила и, чуть что, лезла драться. Наивность и прямолинейность сделали ее предметом бесконечных насмешек со стороны более «культурных» негритянок и белых женщин из северных штатов. Часто они вели себя с ней просто жестоко. Однажды она спросила нашу надзирательницу: «Мисс В., вы замужем?» Надзирательница ответила: «Да, замужем». «И я бы хотела выйти замуж, — продолжала молодая негритянка, — но здесь мне все говорят, что я должна жениться на девушке». Надзирательница вспыхнула, но, овладев собой, спокойно сказала: «Они просто дразнят тебя. Придет время, встретишь хорошего человека, и он станет твоим мужем». Это ей очень понравилось…

Но порой случалось и так, что издевательские шутки приводили ее в бешенство, и тогда начиналась потасовка. В конце концов ее увезли в другую тюрьму…

Я не хочу осуждать ни лесбиек, ни наркоманок. Ни в тех, ни в других я не видела преступниц… Самыми беспомощными и безнадежными казались мне наркоманки…