Тютчев. Тайный советник и камергер

19 января 1871 года «коллежская секретарша» Надежда Сергеевна Акинфова вновь подала прошение о разводе с господином Акинфовым, на сей раз — во Владимирскую губернскую консисторию (Л. 352–352 об.). 5 апреля 1871 года с Владимиром Николаевичем Акинфовым, продолжавшим оставаться Покровским уездным предводителем дворянства и получившим очередной чин коллежского секретаря, доверительно побеседовал начальник губернского жандармского управления полковник Павел Евстафьевич Беловодский, настоятельно рекомендовавший ему не давать жене развод. Переговорил полковник и с губернским епископом. «Его Преосвященство отозвался, что дело это тянется весьма долго… Он различными изворотами старался не дать этому делу дальнейшего хода…» (Л. 349–349 об. Курсив мой. — С.Э.). Прошел год. Все отговорки были исчерпаны, и епископ был вынужден назначить судоговорение на 15 сентября 1872 года. Предводитель дворянства был в панике, причину которой пояснил полковник Беловодский в совершенно секретном донесении шефу жандармов: «При сбивчивых вопросах, которые будут ему предлагаться на судоговорении членами Консистории, весьма легко может впасть он в неловкое своими ответами положение, поэтому просил оградить его от этого тем более, что не желает он иметь невыгодного о себе мнения высокопоставленных лиц и заслужить от них малейшую тень нарекания» (Л. 348 об. — 349). В голове полковника родился иезуитский план: побудить мужа официально заявить в судебном заседании, что у Надежды Сергеевны родился внебрачный сын, которого Владимир Николаевич не может признать своим. Если бы полковнику удалось реализовать этот план, то Надежда Сергеевна была бы признана виновной стороной и, даже при расторжении брака, навсегда лишена брачной правоспособности в пределах Российской империи. «Этим лишь только направлением дело может прекратиться», — заявил полковник Акинфову. Владимир Николаевич отказал наотрез, заявив, что подобный поступок «считает он для себя невозможным» (Л. 350 об. — 351).

О соображениях полковника Беловодского было доложено государю. Александр И, имевший, кстати сказать, ученую степень доктора обоих прав, полученную в Оксфорде, мгновенно сообразил, к каким неконтролируемым последствиям приведет реализация этого плана. Карандашная записка графа Шувалова сохранила логику рассуждений монарха: «Если даже будет доказано, что г-жа Акинфова имеет незаконных детей, вследствие чего последует расторжение брака с воспрещением ей вторично выходить замуж, — то этим ничего не будет выиграно: так как одно расторжение брака уже будет способствовать вторичному замужеству, несмотря на воспрещение, которое греческими священниками за границею не будет уважено» (Л. 346–346 об.; 354–354 об.). 14 июня, во время очередного доклада шефа жандармов, император объяснил эту юридическую тонкость графу Шувалову. Так в деле госпожи Акинфовой появилась колоритная записка шефа жандармов, адресованная генерал-адъютанту графу Николаю Васильевичу Левашову, товарищу шефа жандармов и главноначальствующего III Отделением:

«Прошу Вас повидаться с тов<аргацем> Обер-Прокур<ора> и, возвратив ему приложения, объяснить, что я довольно подробно переговорил с Его Величеством о положении этого дела, что я усмотрел нежелание Государя принять Личное участие в этом случае и что Он одобрил предложение замедлить дальнейшее производство канцелярскими приемами» (Л. 255. Курсив мой. — С.Э.).

13 июля 1872 года секретным отношением № 1523 управляющий III Отделением действительный статский советник А.Ф. Шульц сообщил об этом полковнику и конфиденциально проинформировал сообразительного жандарма о монаршем решении: «Но если г. Акинфов стремится исполнить желание Государя Императора и не допустить свою жену причинить расстройство в Семействе Его Величества, то способ к тому он нашел бы в том, чтобы при судоговорении заявить, что он не желает расторжения своего брака» (Л. 346 об., 354 об. Курсив мой. — С.Э.).

15 июля 1872 года секретным отношением № 1533 управляющий III Отделением довел до сведения товарища обер-прокурора Святейшего Синода Юрия Васильевича Толстого, что «весьма желательно было бы предупредить означенное судоговорение» (Л. 355). Вероятно, товарищ обер-прокурора не проявил ожидавшийся от него покладистости, потому что 3 сентября уже более высокий чин, на сей раз сам товарищ шефа жандармов граф Левашов, отношением № 1821 с грифом «конфиденциально», сильно напоминающим окрик, сообщил тому же адресату: «3-е Отделение Собственной ЕИВ канцелярии имеет повод желать, чтобы судоговорение по означенному делу, если оно состоится, не привело к расторжению брака» (Л. 361). Товарищ обер-прокурора был вынужден проглотить эту пилюлю.