Ткань Ишанкара

– Я тоже всегда думал – как это? – честно признался Фицпатрик. – В Библии не сказано, что Бог вернул ему тех самых детей, которых сам и истребил. Значит, думал я, это другие дети?

– Как это – другие?

– Не знаю, – Фиц пожал плечами. – Но получается именно так. Это были другие дочери и другие сыновья, но Иов принял их и считал родными. И они считали его родным отцом. Понимаете?

Тайра не ответила.

– У этой истории много смыслов, Тайра, – Кейн снова тяжело опустился на шконку рядом с ней. – Но, я полагаю, для вас сейчас важен именно этот. Бог забрал у вас ваших родных, но оставил вам весь Ишанкар. Это теперь ваша семья. В вашей доктрине есть правда, все-таки Сэл при жизни был самым мудрым человеком на Земле, – Фиц усмехнулся. – Но чтобы это и правда стало так, вы должны иметь смелость принять его волю, как должное. Как Иов. Ведь человек – это возлюбленное божье дитя.

– Тогда почему Бог разрешил Дьяволу проделать все это с Иовом? – в сердцах спросила Тайра. – От великой любви?

– Именно, – Фиц кивнул.

– Вы издеваетесь?

– Ничуть. Ну, сами подумайте. Если бы Бог был уверен, что Иов откажется от него, разве разрешил бы он Диаволу так поступать? – Фиц испытующе посмотрел на нее. – Нет. Бог разрешил Диаволу все это потому, что был уверен в Иове, в том, что душа Иова останется чиста. Бог верит в нас, что бы мы ни совершали, Тайра. А верить – значит любить. Понимаете?

Тайра опустила глаза и еще плотнее закуталась в одеяло.

– Но Иов был праведником, доктор Фиц, – через минуту сказала она. – Ко мне это точно не относится.

– Богу не нужны праведники! – воскликнул Фицпатрик. – Какая в них ценность? Богу нужны грешники, ибо ценна не та душа, которая спаслась, а та, которая еще спасется. Это же так просто!

Кейн замолчал, Тайра тоже ничего не сказала. Они молча сидели, разглядывая каждый свой камень на противоположной стене, и думая каждый о своем. Потом Фиц глубоко вздохнул, от чего шконка снова предательски заскрипела, подсел поближе и слегка толкнул ее пухлым локтем.

– Ну, я пойду, госпожа аль’Кхасса, – пробасил он.

Тайра кивнула.

Фиц поднялся, застегнул пиджак, пару раз переступил с ноги на ногу, подошел к двери и оглушительно постучал.

– Доктор Фиц, – Тайра соскочила со шконки, поняв, что он сейчас действительно уйдет. – Доктор Фиц, а при чем тут сэр хет Хоофт?

– Как – при чем? – удивился Кейн.

– Вы рассказали мне про Иова. Про меня мне все понятно. А он тут при чем?

– Ну-у, – Фицпатрик на пару секунд задумался. – У вас одинаковая история, Тайра. Аж страшно становится, насколько одинаковая.

– Я ничего об этом не знаю.

– Я вам все равно не расскажу, раз он так хотел. Но, полагаю, после всего этого, – он обвел руками камеру, имея в виду все прошедшие события, – он сам вам расскажет.

– И что мне делать?

– Не отчаиваться, ибо уныние – грех! – он снова ткнул указательным пальцем в потолок. – Вы должны бороться за свою душу ради Йена хет Хоофта и еще помочь Фэйту.

– Суд завтра, доктор Фиц, его ко мне больше не допустят. И как я смогу ему помочь?

– Не мешайте ему, – многозначительно сказал Фиц, поднял ладонь в прощальном жесте и вышел.

Дверь за ним закрылась, и Тайра снова осталась одна.

Фэйт

Год 1-й ректорства сэра Бергера, весна

Конечно, Фэйт знал об этом своем недостатке, но бороться с ним не мог и не хотел. Знал еще с детства, когда однажды раз и навсегда решил, что последнее слово всегда должно оставаться именно за ним, и это слово должно так расставлять акценты, чтобы всем сразу было понятно, где их место и кто здесь главный. Фэйт не умел проигрывать. Не умел и не проигрывал. И ужасно боялся, что однажды ему все-таки придется сдать позиции и снова оказаться в компании аутсайдеров.