Ткущие мрак

…Это была уже пятая мастерская, в которую он заглянул после безуспешных поисков. Тэо нашел ее после недолгого разговора с тройкой уличных музыкантов, выступавших на Соляной дороге, среди множества прохожих и зевак. Они и посоветовали ему перейти на другой берег, в район Фехтовальщиц.

– Мессерэ Корни лучший по лютням. Он творит чудеса.

Тэо, поблагодарив и кинув в стоявшую на брусчатке желтую шапку мелкую монетку, перешел через мост Арбалетчиков и на первой же улице встретил скучающую Лавиани.

– Следишь за мной?

– Было бы глупо отрицать и говорить, что я здесь для того, чтобы считать воробушков.

– Тебе не кажется, что всю жизнь я как-то справлялся без твоей защиты? Путешествуя по всему континенту и бывая во множестве городов?

– Больно мне надо тебя защищать! – фыркнула сойка. – Я пошла с тобой исключительно из-за того, что ты не умеешь торговаться и любой ушлый треттинец вытянет из тебя лишние деньги. И пусть у нашей герцогини… ну не кривись, я могу называть Бланку как мне нравится, благо она не возражает… так вот, пусть у нашей герцогини полно марок в переднике, растрачивать их на всякую чушь не дело.

– Починить лютню…

– Вот это и есть чушь. Ты проволок ее на своем горбу от Мокрого камня, при том что никто из нас не умеет играть. На кой шаутт она нужна?

– Цирк Ирвиса передал ее Шерон, когда уходил.

– Это весомый аргумент. – Сарказмом сойки можно было бы наполнить русло Пьины. – Полагаю, если бы «Радостный мир» подарил на прощанье чучело эйва или уины, ты и их тащил бы на своем упрямом горбу.

В мастерской, куда они пришли, едко пахло лаком, красителями, растворителями и деревом. Под ногами лежали золотистые завитки стружек, все окна были распахнуты, а мастер Корни возился с заедавшей ручкой хёрди-гёрди – совсем еще новой колесной лиры.

Изучив лютню Велины, треттинец внимательно посмотрел на Тэо:

– И как там?

– Где? – не понял акробат.

– На той стороне! Ведь она оттуда, раз в таком ужасном состоянии! – Мастер едва сдерживался, чтобы не говорить с клиентами уж совсем грубо, но не смог скрыть возмущения в голосе. Он стал тыкать пальцем с аккуратно подстриженным ногтем. – Сухой климат и жара здесь. Следы влаги тут. Из-за смены влажности и температур в корпусе трещины, а вот… вообще деформация. И ее роняли. Следы ударов, царапины, шероховатости. Вы ею мэлгов по головам били, любезный? Сразу видно, что вы не музыкант, милейший. Так обращаться с честным инструментом! Единственное, что осталось в прекрасном состоянии, так это струны. Хм. Интересная техника. Мут, возможно, или Кариф. У нас металлические струны почти перестали делать.

Он коснулся их, поморщился:

– Умирающие кошки и то мелодичнее. Совсем вы инструмент убили.

– Ее можно восстановить?

Тяжелое сопение было ответом, мастер снова осматривал лютню.

– Работа будет стоить дорого, проще за эти деньги купить тридцать новых инструментов. Вложения не оправдают результата и не окупят его в ближайшие лет восемь, если, конечно, инструмент попадет в руки умелого музыканта.

– Я хотел бы оставить этот. Как память.

– Память? Память так не хранят, позвольте уж старому человеку возразить вам. Я сделаю, что смогу, за десять марок, три из них авансом. И работать буду месяц. Также не смогу гарантировать идеальный звук.

– Десять?! – вытаращилась Лавиани.

Мастер встретил ее разъяренное шипение равнодушным взглядом, и было видно, что он не собирается торговаться и не уступит даже улта.

– Это…

Тэо мотнул головой, останавливая ее. И Лавиани, вопреки гневу, послушалась. Стояла молча, сунув большие пальцы под ремень и чуть раскачиваясь на пятках, наблюдая, как акробат достал два круглых желтых кругляша и положил на выцветший чехол старой лютни. Затем, когда он повернулся к ней, Лавиани поняла, чего хочет Пружина, громко фыркнула, выражая негодование и несогласие с происходящим, но извлекла из внутреннего кармашка на том же ремне единственную золотую монету и присоединила к двум другим.

– Это безумие! – Она дала волю своему возмущению, когда они вышли на улицу. – Ты совсем чокнулся из-за своей магии. Правильно же говорят, что асторэ безумцы. Теперь понимаю почему – они вообще не могут считать деньги. Ну, ты, может, в курсе. Такие штучки, которые зарабатываются потом, кровью, умом, трудом, ловкостью или, на худой конец, грабежом. Десять, дери этого старого прохиндея шаутты, марок! Десять! Целое гребаное состояние! Чтобы заработать подобные деньги, всеми нами любимый «Радостный мир» должен дать выступление в пятнадцати городах, и не факт, что им накидают такую сумму. Где твои мозги, а?

– Я считаю, что поступил правильно.

Сойка несколько секунд буравила его взглядом, затем сдалась:

– Кто я такая, чтобы спорить с дураками? То ты отдаешь орла Кама… Ладно! Ладно! Там ты поступил правильно… Тьфу! За тобой повторяю. Не желаю продолжать эту тему. Где ты найдешь еще семь марок, меня не касается. Можешь попросить у рыжей, можешь прыгать на канате до посинения, да хоть у герцога. Но ради бренчалки я не пойду обчищать карманы купцов.