Тля. Антисионистский роман

У него тихий голос и теплый открытый взгляд, полный радушия и благоденствия. В то же время чувствуется какая-то душевная напряженность и озабоченность, потребность доверительного общения. Он говорит:

- Прочитал за один присест вашу «Тлю». Серьезная книга и страшная. Не сам текст, который совсем простой, а то, что читается между строк. Так мне кажется. Говорят, вас очень ругают некоторые... определенные. Они-то поняли, куда вы метите стрелы. И потому всполошились. Я-то их знаю, пришлось работать в их логове, в Иерусалиме. Был у меня разговор с одним израильтянином. Откровенный. То есть он разоткровенничался. Самоуверенный, наглый циник. Россию они ненавидят люто. И знаете почему? В семнадцатом году хотели создать свое государство на территории России. Не вышло, Сталин помешал, спутал все карты.

- Через тридцать лет они создали свое государство в Палестине, - заметил я.

- Там им тесно, простора нет. И некого грабить. Нет наемных и доверчивых гоев. А тут простор и богатство земли: золото, алмазы, нефть. Вы дали им точное название -тля. Паразит серьезный и опасный. Он даже металл способен разъедать. Говорят, гильзы снарядов тля повреждала.

Тут я вспомнил разговор с Дмитрием Степановичем Полянским - членом Политбюро, первым заместителем главы советского правительства. Как-то субботним вечером мы сидели в его кремлевском кабинете и вели разговор о тле. Дмитрий Степанович произнес придуманную сионистами расхожую фразу: «А тебе не кажется, что ты преувеличиваешь опасность сионизма? Это всего-навсего тля, как ты их назвал, дунем, их нет». «Боюсь, что они дунут раньше и сильней», - ответил я. И оказался прав. Они дунули, и По -лянский вылетел из Политбюро и из Кремля. О. Августин, похоже, понимал силу и коварство тли. Он продолжал:

- Россия всегда была окружена недругами, она вызывала у них зависть, жадность и ненависть.

- Сейчас в мире другая обстановка: нас окружают друзья. Вся Восточная Европа с нами. Проснулись великие континенты - Азия, Африка, - сказал я.

- Вы им верите? А я нет. Тля продолжает делать свое разрушительное дело, подтачивает устои и в Европе, и во всем мире. И вы об этом прекрасно знаете. И написали. Они вездесущи, как гриппозный вирус. Вы читали книгу Сергея Нилуса «О том, чему не желают верить и что так близко»?

- И что же будет? - спросил я.

- То будет, что будет, и больше ничего не будет, - отделался он каламбуром. После некоторой паузы сказал:

- Надо возрождать Православие. По-моему, Сталин это понимал и сделал некоторые послабления для Церкви. А Хрущев возродил методы Емельяна Губельмана, начал преследовать, притеснять, разрушать храмы. Православие -становой хребет славян. Ватикан пошел на сделку с иудеями, предал идеи христианства. Православие - единственный хранитель заветов Господа нашего Иисуса Христа.

Для себя я заметил, что подобные слова я уже слышал от протоиерея Остапова и некоторых других служителей Православной Церкви. Они шли в унисон и с моими думами, в них отчетливо звучит патриотический мотив. Это вызывало к ним симпатию, и мои новые знакомые уже не казались мне людьми иного, обособленного мира. Они были такими же, как миллионы русских, гражданами страны, служащими духовным и нравственным интересам народа, распространяющими среди людей нетленные идеи добра, справедливости и любви. И еще запомнилась мне одна, может и небесспорная, мысль о. Августина: ссылаясь на исторический опыт русского народа, он считал нашу победу в Великой Отечественной неизбежной и обусловленной, как знамение судьбы. И если во время той нашей встречи такая мысль не вызывала сомнений, то в наши беспросветные годы горбачевщины и ельцинизма она кажется слишком оптимистичной.

В те далекие 60-е годы в Лавре, а точнее в духовной академии, на празднике Покрова Алексей Данилович познакомил меня с профессором богословия, своим другом епископом Питиримом. Владыка Питирим обращал на себя внимание импозантной внешностью. Высокий, стройный, спортивного вида, голубоглазый, с красивой шевелюрой черных, тронутых первой сединой волос, он выделялся среди своих коллег какой-то особой величавостью. Его монументальная фигура, преисполненная спокойной уверенности, излучала мудрую основательность и светлый ум.

Это редкий тип людей, которые с первого взгляда, без единого слова вызывают к себе притягательную симпатию. Таково было мое первое впечатление. И оно оказалось неизменным и справедливым, что подтвердили наши последующие встречи.