Тьма

Снова хватая меня за руку, Дрю тащит меня за собой глубже в ночь. Я представляю, как он стаскивает мою одежду, удерживает меня, пока холод не проникнет в каждую часть моего тела.

Как он сделал с Наоми и Алексом.

И я осознаю, что мне все равно. Я слишком устала. Слишком потрясена бесполезностью всего этого. Тем, что не увидела очевидное у себя под носом, пока не стало слишком поздно.

– Пообещай мне кое-что, – говорю я, спотыкаясь на снегу. – Ты не тронешь Каро, да? И ее ребенка?

Его пальцы сильнее впиваются в мое предплечье.

– Я бы никогда не навредил ребенку, – возмущается он, поворачиваясь ко мне и направляя свет мне в глаза. – Она не сказала тебе?

Я моргаю, наполовину ослепнув.

– Кто? Каро? – запинаюсь я. – Я не понимаю.

– Она не дочь Алекса, – шипит он. – Эта маленькая девочка моя.

– Твоя? – недоверчиво повторяю я.

Потом вспоминаю сомнения Каро, когда я спросила ее об отце. Я не настаивала на объяснении, все-таки это ее личное дело. Когда она сказала мне позже, что ребенок от Алекса, я и не подумала ее расспрашивать.

– И Каро никогда не упоминала о нашей интрижке? – фыркает Дрю. – До того, как она втюрилась в этого ирландского придурка?

Я слышу ненависть в его голосе. Может, он втайне в нее влюблен? Поэтому он убил Алекса? Была ли ревность мотивом Дрю?

– А что насчет Наоми? – спрашиваю я, надеясь отвлечь Дрю от того, что он собирается сделать. По крайней мере, выиграю немного времени. – Зачем ты ее убил, если не потому, что она была беременна?

Он останавливается. Отпускает меня.

– Наоми была сукой. Кричала и угрожала подать на меня в суд ради алиментов. Я не верил в ее беременность. Я думал, она просто издевается надо мной.

– Зачем тогда ты упомянул это при Жан-Люке? Хотел узнать, правда ли это?

– Да. Сейчас это кажется глупым, но мне нужно было знать. Я чувствовал себя дерьмово, знаешь ли. Не из-за Наоми, но из-за моего ребенка. Я не желаю зла невинным детям.

Я вздрагиваю, гадая, какие ужасы скрываются в его прошлом – наверное, достаточно, чтобы заполнить целый учебник по психиатрии. Хоть генетика играет важную роль в психопатии, требуется по-настоящему хреновое детство, чтобы превратить человека в хладнокровного убийцу.

И я принимаю решение. Я не скажу ему, что он не отец ребенка Каро. Я знаю группу крови каждого на базе на память, на случай, если нужно будет сделать переливание с совместимыми донорами. У Каро четвертая группа крови, а у ребенка первая – я протестировала ее незадолго до рождения, используя один из наборов в клинике. Биологически невозможно что Дрю, со второй группой крови, является отцом маленькой Кейт.

Но если его вера в это защитит Каро и ребенка, я не собираюсь поправлять Дрю.

– Ну, я думаю, здесь сойдет. – Он обводит пространство вокруг фонариком. Луч скользит по пустынному льду, прорезая окружающую черноту на несколько секунд. Я больше не думаю о монстрах, скрывающихся в темноте, готовящихся напасть.

Возле меня настоящий живой монстр, одержимый своими демонами, и они намного страшнее чего-либо другого.

– Есть два варианта развития событий, – говорит мне Дрю. – Либо ты сопротивляешься, Кейт, и делаешь себе только хуже. Или просто сдаешься. Так быстрее умрешь более умиротворенно.

Он прав. Поэтому я не сопротивляюсь, когда он снимает мою шапку, перчатки и куртку. Не борюсь, когда он толкает меня на снег и срывает с меня пуховые штаны.

Он раздевает меня почти догола, потом наклоняется надо мной.

– Это твоя вина, – говорит он рассерженно. – Ты могла бы этого избежать, Кейт, могла бы держать голову опущенной и не совать нос в мои дела.

– Иди на хрен, Дрю, – выдыхаю я. Челюсть уже свело, и мне тяжело дышать, потому что тело реагирует на убийственный холод. Я жду, что он ударит меня, возможно, пнет, но он слишком умен, чтобы оставлять следы – не в этот раз. Может, Алекса нужно было связывать, но Дрю знает, что я не смогу противостоять его силе.

– Не нужно бояться, – шепчет он мне на ухо, наклонившись. – Я буду рядом, чтобы ты не была одна. Лучше не сопротивляться и не суетиться, говорят, ты будто засыпаешь.

Хрена с два, думаю я, вспоминая посмертную гримасу на лице Алекса. Неожиданно на меня накатывает паника, тоска и сожаление, но я заставляю себя не вскрикивать, не просить и не умолять, когда Дрю выключает фонарик, погружая нас во тьму.

Всего на минуту облака расходятся, и я вижу бесчисленные звезды, отражающиеся в замерзающем паре моего дыхания, растворяющиеся в золотистом ореоле. Где-то невероятно далеко метеор пронизывает небо, стремясь к Земле.

Спасибо, говорю я Богу, в которого не верю. Радуясь частью себя, что последнее, увиденное мной, так прекрасно.

Когда тучи возвращаются, я зажмуриваюсь, чувствуя, как заледеневшие слезы запечатывают глаза. Теперь меня охватывает скорбь – не только за себя, но и за Алекса, Жан-Люка и Сандрин.

Но больше всего за Арне.

Он пришел помочь мне. Спасти меня. И он умер, веря, что я его ненавижу, боюсь. Что считаю его чудовищем.

Мне жаль, Арне. Мне очень, очень жаль.

Я посылаю молитву в темноту вместе с тремя словами, которые не успела ему сказать.