Тьма

Начальница станции кивает, поджав губы, бледная и шокированная, и я думаю, не упадет ли она в обморок. Она не была бы первым человеком, потрясенным видом мертвого тела, я стала свидетельницей достаточного количества случаев в медицинском институте и в больнице.

– Ты в норме? – спрашиваю я, но Сандрин игнорирует вопрос.

– Ты можешь что-то сделать? – тихо спрашивает она.

Я проделываю процедуры проверки признаков жизни, щупаю пульс, свечу фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков. Затем качаю головой.

– Он мертв.

Сандрин оседает на стул. Фасад ледяной королевы испарился. Под ним маленькая испуганная женщина, встретившаяся с ситуацией, которая явно ей не по силам.

– Давно, как думаешь?

– Ну, это нам предстоит определить. – Я изучаю тело Алекса. Его кожа приобрела призрачный бело-синий оттенок с явными признаками обморожения на руках, носу и пальцах. – Я бы сказала, несколько часов.

– Я не понимаю, – шепчет Сандрин. – У него не было причин выходить наружу посреди ночи.

Я подавляю желание констатировать очевидное – даже если бы у Алекса была обоснованная причина покинуть станцию, отсутствие одежды намекает на совсем другую историю.

– Причина смерти почти однозначно обморожение, – заключаю я, пряча свою скорбь и панику за отточенным профессиональным поведением. – Хотя у меня нет ни достаточной практики, ни ресурсов для полного вскрытия. Нужно его раздеть. Поможешь?

Мне на самом деле не нужна ее помощь, но я знаю, что занятие каким-то делом поможет ей справиться с шоком. Вместе мы снимаем одежду с Алекса. Его рубашка порвана на боку, замечаю я, как будто ткань зацепилась за что-то острое.

Это случилось вчера за ужином? Не думаю.

Я смотрю на свои наручные часы и понимаю, чего не хватает – его браслета. Он, должно быть, снял его, прежде чем покинуть станцию.

Ничего примечательного в этом нет, предполагаю я. Я постоянно напоминаю всем надевать их обратно, после того, как они снимают браслеты для зарядки.

– Это явно самоубийство, – говорит Сандрин таким тоном, как будто уже пришла к однозначному выводу. Ее лицо снова приобрело ту непроницаемую стойкость, к которой она прибегает, когда приходится справляться с чем-то неприятным, но необходимым.

Самоубийство? Права ли она?

Решил ли Алекс, который, честно говоря, был нестабилен или в депрессии (возможно, и то, и другое одновременно), лишить себя жизни?

Я пытаюсь представить себе отчаяние, которое сподвигло бы человека открыть внешнюю дверь и заставить себя пройтись в этом убийственном холоде, будучи одетым как в теплый летний день в Гонолулу. Сколько бы он прошел, прежде чем мороз обездвижил его? Башня в полукилометре от «Альфа» – я удивлена, что он добрался так далеко.

Сфокусируйся, Кейт. Придерживайся фактов.

Я собираюсь снять заледеневшие носки Алекса, когда в дверь стучат. Лицо Дрю появляется секунду спустя.

– Ты не могла бы проверить Каро, Кейт? Она у себя в спальне, но все еще очень расстроена, они не могут ее успокоить.

– Дашь мне десять минут? – поглядываю я на Сандрин.

Начальница станции кивает.

– Мне все равно нужно связаться с АСН. Ты иди. Поговорим позже.

Я обнаруживаю Каро зажатой на кровати между Элис и Соней, обнимающими ее, пока она плачет. Обе женщины облегченно смотрят на меня, когда я вхожу.

– Как она? – одними губами спрашиваю я у Сони, которая просто вскидывает брови в ответ.

Значит, плохо.

Я раздумываю, что делать. В идеале, я хотела бы осмотреть Каро в клинике, но это невозможно с лежащим там телом Алекса.

– Вы не против оставить нас наедине? – говорю я женщинам, которые кивают и встают. Соня снимает красивую вязаную шаль и окутывает ею плечи Каро, затем по-матерински пожимает мою руку, прежде чем уйти. Я, наверное, тоже выгляжу потрясенно.

Я сажусь напротив Каро. Слезы все еще катятся по ее щекам. Я отрываю несколько кусков туалетной бумаги, которую кто-то принес в спальню, и протягиваю их ей.

Каро промокает глаза. Я жду, пока она достаточно успокоится, прежде чем начать разговор.

– Что с ним случилось? – запинается она, наконец-то встречаясь со мной взглядом.

Я раздумываю, как ответить.

– Мы не до конца уверены. Вероятно, он… решил покончить с собой.

Ее реакция такая неожиданная и яростная, что я подпрыгиваю от удивления.

– Нет! – Она вскакивает, ее лицо мгновенно превращается из скорбного в яростное. – Он бы никогда этого не сделал. Никогда! – Она нависает надо мной, выглядя взбешенной.

– Каро! – Я встаю к ней лицом к лицу. – Успокойся. Давай сядем и поговорим, ладно?

Она медлит, но затем нерешительно опускается назад на кровать.

– Почему ты так говоришь? – мягко спрашиваю я, пока она пытается отдышаться. Я начинаю беспокоиться о ребенке.

Каро выдыхает. Ее голос, когда она заговаривает, более уравновешен, но так же настойчив.

– Алекс никогда бы не покончил с собой.

– Как ты можешь быть уверена? – спрашиваю я после паузы. – Мне кажется, он был в депрессии.