Тьма

– Никогда не думала, что на краю земли может быть так красиво.

Я сказал ей, что через поколение этот пляж будет уставлен коттеджными поселками.

– Тогда порадуемся, что мы здесь сейчас.

Она повернулась к мальчикам.

– Смотрите на все, что увидите, пока мы здесь. Другого такого шанса у вас не будет.

– Надеюсь, это продлится подольше, – сказал я.

– Ты имеешь в виду тебя и…?

– Лангитокоуа.

Я покачал головой. Вот оно, вся заготовленная ложь испарилась из моей головы.

– Я когда-нибудь тебя обманывал, Мэри?

– Наверняка. Частенько.

– Не обманывал, и ты это знаешь. Так что вот. Я не вправе ждать, что ты мне поверишь теперь. Но я хочу сказать тебе и себе правду, как перед богом. Сейчас у меня ремиссия. Ланги и я были в состоянии отправиться на пиршество вчера вечером, кушать, говорить с людьми и наслаждаться жизнью. Но когда мне было плохо, это было ужасно. Я был настолько болен, что мог только дрожать, обливаться потом и стонать, видеть то, чего здесь нет. Я…

– Ты выглядишь не таким больным, как я ожидала, – вежливо перебила меня Мэри.

– Я знаю, как я выгляжу. Каждое утро вижу себя в зеркале, когда бреюсь. Я выгляжу как труп из микроволновки, и это не слишком большое преувеличение. В течение этого года болезнь может убить меня. Если не убьет, вероятно, у меня время от времени будут случаться приступы всю оставшуюся жизнь, которая вряд ли будет длинной.

Повисло молчание, и Ланги прервала его, спросив, не хотят ли мальчики кокосового молока. Они сказали, что хотят, она взяла мой хелетэй и показала им, как вскрывать зеленый кокос с одного удара. Мэри и я прервали разговор, глядя на нее, и тут я услышал прибой. Впервые звук волн, ударяющих в берег, донесся так далеко – до моего бунгало.

– Я взяла напрокат «Рэйндж-Ровер» в аэропорту, – сказала Мэри тоном, каким обычно говорила то, чего на самом деле говорить не хотела.

– Я знаю. Видел его.

– Это пятьдесят долларов в день, Бад, плюс пробег. Я не смогу арендовать его долго.

– Понимаю, – сказал я.

– Мы пытались позвонить. Я надеялась, что ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы нас встретить, или кого-нибудь пошлешь.

Я сказал, что попросил бы у Роба его джип, если бы знал про звонок.

– Я бы и не узнала, что ты здесь, но мы встретили местного, очень симпатичного мужчину, который сказал, что знает тебя. Он пошел с нами, чтобы проводить.

В этот момент лица мальчиков стали такими, что я понял – все очень плохо.

– Он не взял никаких денег. Я была неправа, предложив их ему? Он не выглядел разозлившимся.

– Нет, – сказал я. Я бы все отдал, чтобы мальчиков тогда не было рядом. Однако какая с того разница? Когда я читаю это сейчас, понимаю, в какой момент я с этим столкнусь, что потеряю и с какой скоростью это случится – как быстро все произойдет. Не прошло и часа с того момента, как проснулась Мэри, и до того, как Ланги побежала в деревню за Робом.

Марк, лежащий на песке, был белее самого песка. Такой худой и белый, совсем как я.

– Он думал, что вы на пляже, и предложил нам поискать вас там, но мы слишком устали, – сказала Мэри.

Пока это все, и на самом деле это слишком много. Я едва могу разобрать напечатанное левой рукой, а культя болит оттого, что я придерживал ею дневник. Сейчас я лягу спать и буду плакать, я знаю, а Ланги будет укачивать меня, как ребенка.

А завтра снова.

17 февраля. Из больницы прислали самолет за Марком, но для нас места нет. Врача больше интересовала моя болезнь, чем моя культя. «Доктор Роббинс» отлично поработал, сказал он. Мы сможем сесть на самолет в Кэрнс в понедельник.

Надо наверстывать. Для начала. Завтра я собираюсь спереть у Роба джип. Напрокат он его не даст, решит, что я не могу водить машину. Это будет небыстро, но я смогу.

19 февраля. Самолет стоит на полосе, что-то не так с одним из двигателей. Хватит ли у меня духу писать об этом сейчас? Посмотрим.

Мэри рассказывала о проводнике, как он хорошо выглядел, как все ей рассказывал про острова, много того, чего я сам не знаю. Будто удивившись, что не увидела его раньше, она показала пальцем.

– Да вот же он.

Там никого не было. Вернее, не было никого, кого смогли бы увидеть Ланги, я или мальчики. Я говорил с Адамом (моим сыном Адамом, пора привыкнуть к этому), когда все это кончилось, пока Роб занимался Марком и Мэри. На мне был моток стерильного бинта, и надо было держать его как можно крепче. А сил уже не было.

Адам сказал, что Мэри впустила его, вместе с Марком. Дверь открылась сама. Это он помнит отчетливо, и я буду помнить эту часть событий всегда. После чего Мэри вроде говорила с кем-то, кого ни он, ни его брат не видели и не слышали.

Она завопила, и перед нами в мгновение ока появилась акула. Огромная, как лодка, а ветер, будто океанское течение, сдувал нас в воду. Я и вправду понятия не имею, смогу ли я когда-либо это объяснить.