Белла вытерла слезы тыльной стороной ладони, освобождая себя от него.
Встала покрепче. Ее руки были на бачке.
– Ублюдок! Ублюдок!
И отдернула их.
– Нет! Нет! Ублюдок!
– Ублюдок!
Сэл, толкающий дверь туалета.
– Белла! Что такое? Что случилось?
Она ее не закрыла! Собиралась. Думала. И не закрыла.
Стежок, пожирающий ее слезы. Танцующий, дергающийся, бегущий.
– Белл, что такое?
Сэл, толкающий дверь. Бегущий Стежок.
Одна рука на бачке, чтобы повернуться, но не упасть. Не так, как прежде.
– Ты ублюдок!
– Что, Белл? Что такое?
Голос Сэла.
Дверь наконец открылась. Сэл. Никакой клетчатой синей рубашки.
Белла поглядела в последний раз. Стежок снова там, на улице, у стены и дерева. Дети в безопасности. Все дети в безопасности.
– Ой, дядя Сэл! Я подумала… на мгновение, просто подумала… все нормально. Теперь все просто прекрасно!
– Что случилось?
– Ты знаешь. Воспоминания. Разбираюсь с воспоминаниями. Тетя Инга позволит мне забрать это?
Сэл понял, храни его бог.
– Белл, просто бери. Стащи. Я ее отвлеку.
Превыше любых ожиданий то, что дядя Сэл сказал это.
– Но…
– Ты, может, и не заметила, но твоя тетя… она становится забывчивой. Повторяется, все такое. Мы сможем сказать ей, что она сама отдала. Я сюда другую повешу. Она не станет вспоминать, не станет… будь уверена.
– Дядя Сэл, это не… ты понимаешь?
– Пока не уверен. Но болезнь Альцгеймера вполне вероятна, как сказал доктор. Суть в том, что она сюда почти не ходит. Ходит у себя, рядом с комнатой. Так что бери. У нее их много. И эта никогда не была ее любимой.
Да, подумала Белла, так расслабившись, благодарная, и задумалась.
А сейчас он молчал, зазубренный, ожидающий у дерева. Не говоря ни слова.
Это то, чего она хотела… Безумие – то, чего оба они хотели. Если только это желание не пришло от Стежка посредством ее сознания. Посредством сознания Сэла. Стежок ими пользуется, всеми. Он никогда ни слова не говорил. Просто стоял там, в реальном, совершенно нереальном мире, вышитом крестиком. Просто семьдесят с половиной стежков, но пытающийся стать чем-то большим, завершить себя.
Откуда ей знать? В чем она вообще может быть уверена?
– Наверное, не стоит, – сказала она.
– Дело твое, лапочка, – сказал Сэл.
Они стояли в ванной. Белла, глядя на вышивку в рамке, в ожидании ответа. Стежок очень расстроится, если она без него уйдет. Будет в ярости. Белла рассмеялась игре слов. Поперек Стежка. Но он все равно останется здесь, синий в клетку, «руки-на-бачок», как и раньше. А она будет снова и снова приходить сюда из-за него.
Ее потребность столь же велика, как у него, если уж на то пошло. И это ее шанс освободиться. Идти дальше. Прекратить это здесь и сейчас. Отныне и навсегда.
– Сэл, ты не принесешь ее завтра? Скажешь тете Инге, что она обещала. Поглядишь, пройдет ли это с ней.
– Белл, еще одно.
– Что?
– Твои мама и папа…
– Дядя Сэл, оставь это, прошу!
– Это должно быть сказано, дорогая. Раз уж мы заговорили, позволь мне…
– Нет!
– Белл, ты уже со многим справилась. Надо пройти остаток пути. Не надо винить их. Они не защитили тебя…
– Дядя Сэл, послушай…
– В этом нет их вины. Совершенно. В том, что случилось на Си-Спрей. Взрыв. Конечно, ты чувствуешь себя виноватой…
Белла прижала ладони к ушам.
– Дядя Сэл!
– Это был несчастный случай! Если бы мы нашли их тела, может, ты бы чувствовала себя иначе. Они бы не оставили тебя наедине с этим! Не бросили тебя!
Стежок не сказал ни слова.
– Ты обещал, дядя Сэл! Ты обещал!
Вот он, Стежок, там, наверху, слушает.
– О'кей. О'кей. Достаточно. Но это надо было сказать. Извини!
Или это Стежок вложил свои слова в его рот. Положил тоненькую, зазубренную, вышитую крестиком руку на спину Сэла, заставляя того открывать рот.
Но Белла увидела в его глазах смирение, печаль на этом постаревшем лице. Это не Стежок. Это Сэл, бросивший свое «дядюшкино» поведение, переламывающий себя секунда за секундой, чтобы выполнить это безнадежное дело всего с парой тузов в рукаве. Зная все карты на столе.
– Прости, дядя Сэл, – сказала она в тишину, ужасающую тишину в этом проклятом месте.
Стежка нигде не было. Снова на стене. Снова в рамке. Семьдесят с половиной убогих завитков черного. Едва различимых.
– Просто… лапочка, ты ничего не могла поделать. Они тебя не бросили.