Тьма, – и больше ничего

Это было через два дня после обсуждения Стритером вопроса жизни и смерти под желтым зонтиком Элвида и за день до традиционного еженедельного ужина с супругами Гудхью, который в этот раз должен был состояться в их шикарной резиденции. Стритер мысленно называл ее Домом, который построил Мусорщик. Беседа проходила не в приемной доктора Хендерсона, а в маленьком кабинете для консультаций амбулаторной лечебницы Дерри. Хендерсон пытался отговорить Стритера от магнитно-резонансной интроскопии, убеждая его в том, что страховка не покроет подобных расходов, а результаты определенно разочаруют. Но Стритер настоял.

– Что «однако», Родди?

– Опухоли словно уменьшились, а в легких вроде бы чисто. Впервые вижу подобные результаты; кстати, как и те двое специалистов, что по моей просьбе взглянули на снимки. А что еще более важно – но это только между нами, – оператор МРИ тоже не видел ничего подобного, а уж этим ребятам я склонен полностью доверять. Он даже решил, что произошел сбой компьютерного оборудования.

– Но я себя хорошо чувствую, – заметил Стритер. – Собственно, поэтому я и настаивал на обследовании. Это что – тоже «сбой»?

– Рвота бывает?

– Пару раз – да, – признал Стритер. – Но, я думаю, это из-за «химии». Кстати, я намерен от нее отказаться.

– Считаю, это очень неразумно, – нахмурился Родди Хендерсон.

– Неразумно было ее начинать, друг мой. Ты будто сказал мне: «Прости, Дэйв, но твои шансы не дотянуть до Дня святого Валентина равны примерно девяноста процентам, а оставшееся время мы тебе испоганим, накачав тебя ядом. Вероятно, хуже ты мог бы себя чувствовать, только если бы я впрыснул тебе стоки со свалки Тома Гудхью, да и то вряд ли». А я, как дурак, согласился.

У Хендерсона был обиженный вид.

– «Химия» – последняя надежда на спасение для…

– Да ладно, брось, – добродушно улыбаясь, оборвал Стритер. Он сделал глубокий вдох – легкие наполнились воздухом. Ощущение было прекрасное. – Когда рак протекает в агрессивной форме, «химия» делается не ради пациента. Это мучительная надбавка, которую приходится платить пациенту ради того, чтобы после его смерти родственники с докторами, пожав возле гроба усопшего друг другу руки, могли сказать: «Мы сделали все от нас зависящее».

– Жестко сказано, – заметил Хендерсон. – Но ведь не исключен рецидив.

– Скажи это метастазам, – ответил Стритер, – которых у меня больше нет.

Хендерсон со вздохом «заглянул в темнеющие неизведанные глубины» организма Стритера – снимки продолжали сменяться на мониторе приемного кабинета с двадцатисекундным интервалом. Все показатели были хорошими, это понимал даже Стритер. Однако это, казалось, совершенно не радовало его врача.

– Да ладно тебе, Родди. – Стритер говорил по-доброму, отеческим тоном, как, вероятно, мог когда-то говорить с Мэй или Джастином, когда те теряли или ломали любимую игрушку. – Всякое бывает – и обломы, и чудеса. Я читал об этом в «Ридерз дайджест».

– На моей памяти в кабинете МРИ такого никогда не бывало. – Взяв ручку, Хендерсон постучал ею по ощутимо распухшей за последние три месяца амбулаторной карте Стритера.

– Все когда-то бывает впервые, – заметил Стритер.

Летний вечер, четверг, Дерри. Красные ленивые лучи предзакатного солнца падали на идеально спланированный, орошенный и благоустроенный участок, который Том Гудхью имел наглость обозвать «стареньким двориком». Сидя в шезлонге в патио, Стритер слышал звон тарелок и смех Джанет с Нормой, укладывавших посуду в посудомоечную машину.

Дворик? Ничего себе дворик – да это в представлении рядового обывателя целый рай.

Там даже был фонтан с мраморным мальчонкой в центре. Почему-то именно этот голозадый херувимчик (разумеется, писающий) больше всего Стритера и раздражал. Он не сомневался, что идея принадлежала Норме – она в свое время училась в гуманитарном колледже и нахваталась там всяких псевдоклассических претензий, – однако видеть это создание в лучах клонящегося к закату солнца здесь, в штате Мэн, и понимать, что оно обязано своим присутствием мусорной монополии Тома…

А вот и он, легок на помине («Помяни черта…» Стритер тут же вспомнил про Элвида), Его Величество Мусорный Король, левой рукой прихватил за горлышки пару запотевших бутылочек «Споттед хен». Стройный и подтянутый, в рубашке с расстегнутым воротом и потертых джинсах, с отблеском вечерней зари на худощавом лице – Том Гудхью выглядел словно фотомодель, рекламирующая пиво на страницах какого-нибудь журнала. Стритер даже мог представить себе эту картинку: Живите полной жизнью, пейте «Споттед хен».

– Решил, что ты не откажешься еще от одной, раз твоя очаровательная супруга не против сесть за руль, – сказал Том.

– Спасибо. – Взяв одну из бутылок, Стритер поднес ее горлышко к губам и сделал глоток. Показуха или нет – но вкус ему понравился.