Тьма и пламя. На бескрайней земле

Гай убрал меч, нервно дернул ногой, сметая осколки к двери. В разбитое окно летели мелкие брызги. Ласка затаилась на сиденье в углу, подергивая усами. Волист пересадил ее к себе на плечо, провел ладонью по шерстке и прислонился спиной к стенке. Вода капала с его взъерошенных темных волос на лицо. Он, как и Габриэль, промок до нитки.

Габриэль тоже откинулся, прислоняясь к стенке. Прикрыл глаза, положил тяжелые руки на сиденье. Дождь стихал, обнажая звуки битвы. Звон скрещенных клинков, глухие удары по щитам, будто кто-то рубил дерево. Стоны и вскрики раненых. И всплески, всплески, всплески на размытой дороге.

— Ваши пленники. Те пятеро, которых вы держите в клетке… Вы пометили их знаком Лита, как мирклей. Но ведь они не миркли, — проговорил Габриэль, открывая глаза. — Зачем они вам? Что с ними будет?

— Будем судить за связь с такими, как ты, — ответил Гай.

— А они действительно были… такие, как я? — спросил мэйт с усмешкой.

Младший сын старсана молчал. Впрочем, Габриэль и не рассчитывал на внятный ответ. Но получил то, ради чего задавал вопрос, — спокойствие Гая. Тот даже бровью не повел, когда миркль посмел усомниться в праведности волистов. Про то, что в клетке мокнут пятеро, возможно, ни в чем не повинных пленников, очевидно, знал каждый волист в отряде. А вот простые бездари, встречающиеся по пути, находились в полном неведении. Одни, рисуя круг над сердцем, в испуге за двадцать шагов обходили клетку, лишь завидев ярко-желтые знаки своего бога на хламидах узников. Другие с презрением плевались и бранились, когда клетка на колесах проезжала рядом, не подозревая, что настоящий маг находится совсем неподалеку.

Удобно, подумал Габриэль. И необходимо. Они хотят внушить бездарям страх. Хотят заставить их верить в то, что Погорелец — не единственный маг в Грэйтлэнде. Им нужно убедить всех, что Волистрат не зря ест свой хлеб и всегда стоит на страже, оберегая бездарей от колдовства. Вероятно, поэтому Сэт не стал ловить Готтилфа, когда у него появилась реальная возможность избавить село от чародея. Поэтому старсан завел разговор о закрытых школах Волистрата.

Габриэль всю дорогу думал о замыслах волистов, которые всеми силами желали удержать священный орден от полного краха. Но до сих пор не мог понять собственную ценность, раз за разом прокручивая в памяти слова Его Святейшества. Почему Сэт — осторожный Сэт! — ничуть не скрывал равнодушия к сельским бедам и тому, что творил Готтилф? Напротив, даже огорчился, когда узнал, что Погорельца поймали, и обрадовался, когда убедился в обратном. Надеялся, что подлого миркля все равно никто не станет слушать, если он посмеет выступить, обвиняя волиста во лжи? Понимал, что истинный маг догадается, кого на самом деле везут в клетке? Понимал… и к чему-то его готовил, скрывая свой замысел даже от родных сыновей. Вопрос: к чему? Всякий раз, перебирая события и слова Сэта, Габриэль неизменно возвращался к этому вопросу, заходил в тупик, не в силах разгадать загадку волиста. Ясное дело, что страшная тайна Сэта как-то связана с упадком Волистрата. Но каким образом? Где та ниточка, связывающая пленение мага и благосостояние Волистрата? Как один чародей, пусть даже молодой и настоящий, мог помочь старейшему ордену? Ответа не было. Возможно, именно в Блэкпике крылась отгадка. Вначале Габриэль думал, что тогда, в селе, старсан Сэт солгал о том, что хочет поскорее попасть в столицу Гардии. Нашел легкую отговорку тому, почему он не хочет искать Погорельца. Но со временем мэйт понял, что волисты действительно торопились. И, видимо, действительно в Блэкпик.

— Что будет в Блэкпике? — спросил мэйт.

Гай бросил на него хмурый взгляд. В этот момент в карету заглянул Алан. Его темные волосы торчали во все стороны; круглое лицо было настолько бледным, что порез, оставленный на щеке, казалось, горит алым; кровь щедро запятнала и белый доспех, и золотой плащ. Левой рукой Алан держался за бок, правой — сжимал меч.

— Ты ранен? — забеспокоился Гай.

— Ерунда. Ничего страшного, — отмахнулся Алан, тяжело дыша.

Нет, не ерунда, подумал Габриэль, чуя страх волиста. Из-за пустяка храбрый Алан не стал бы так переживать.

— Его Святейшество хочет вас видеть, — сказал он, делая шаг назад.

Мэйт заметил, что желание Сэта не обрадовало младшего сына старсана. Габриэль усмехнулся про себя и поднялся, загремев цепями. Сыновья старого волиста называли собственного отца либо Сэтом, либо Его Святейшеством, тщательно скрывая свое родство. Но Габриэль не мог поверить, что никто из волистов в отряде не догадывался, кто на самом деле стережет странного узника.

Он вышел из кареты, спустившись прямо в лужу. Следом карету покинул посмурневший младший сын старсана.

Дождь закончился, небо посветлело. Промокшие и грязные волисты бродили вдоль дороги. Кто-то убирал трупы, кто-то искал выживших, кто-то добивал раненых противников. Мертвые волисты лежали в ряд, закутанные в плащи, точно в золотые коконы, откуда торчали лишь головы. Убитых разбойников складывали в кучу. И куча эта росла каждую мьюну.

— Скольких мы потеряли? — спросил Гай.