Тьма и золото полуночи

Над могилами близнецов уже склонились две фигуры. Я узнаю их, видела на похоронах Рамеша, – это их родители. Я часто думаю о Хельерах – то есть Халдарах в Итхре. Несколько месяцев назад я послала им письмо, сразу после смерти Сайчи, рассказала всю правду о рыцарях, Аннуне и Себастьяне Мидрауте. Никто не знал, что я это сделала. Кроме того, что это против всех правил танов, я понимала, что сказал бы мне Олли: «Они сочтут тебя сумасшедшей. Ты могла их еще сильнее расстроить, Ферн, ты просто идиотка». Наверное, он был бы прав, но если есть хоть малейший шанс, что они мне поверили, дело того стоило. Я не могу представить, что правда огорчила бы их сильнее, чем два мертвых ребенка.

Когда мы покидаем кладбище, я в последний раз оглядываюсь на мистера и миссис Халдар. Он стоит на коленях перед могилами своих детей, молится. Она смотрит прямо на меня.

5

На первый взгляд ничего особо не изменилось, после того как лорд Элленби объявил, что Мидраут может иметь какое-то отношение к исчезновению рыцарей. Но в глубине течения, управляющего замком, что-то сдвинулось. Рееви, которые прежде проводили все время в архивах, сейчас делят свои усилия между исследованиями и наблюдениями за действиями рыцарей вместе с другими танами. В одной из боковых комнат появилась огромная карта страны, и я частенько застаю там Иазу – он отмечает булавками новые места, где в последний раз видели исчезнувших рыцарей.

Джин возглавляет небольшую команду аптекарей, они изучают шипастые веревки, которые мы в прошлом году обнаружили в головах сновидцев, – выясняют, не найдутся ли там какие-то ключи к нашей цели. Другие украдкой заглядывают в рыцарский зал и конюшню, перед тем как мы отправляемся в патруль, предлагают нам самодельные кулоны, наполненные травами.

– Здесь белый клевер и вероника, – объяснил кто-то из них, пытаясь надеть кулон мне на шею, пока я седлала Лэм. – Это на удачу и для защиты.

– Похоже на то, что́ люди использовали, чтобы оградиться от чумы, – замечаю я и при первой же возможности позволяю Лэм съесть кулон.

Растения действительно могут иметь магическую силу в Аннуне, но ведь никто из нас не знает, что представляют собой те твари или как их остановить. И я сильно сомневаюсь, что несколько сухих листочков проделают такой фокус.

Но самая большая перемена состоит в том, что все уже на пределе. Мне не нужен Иммрал, чтобы ощущать чувство вины, тревогу и страх, проносящиеся по замку, как торнадо.

Как-то ночью Наташа в бешенстве врывается в Тинтагель. Это не похоже на нее – обычно она носит маску спокойствия. Она рявкает на своих рыцарей в конюшне, а когда ее конь Домино слишком сильно тычется в нее носом, она кричит:

– Ох, отстань, Дом, бога ради!

Конь дергает ушами и обиженно смотрит на нее. После патрулирования Наташа врывается в рыцарский зал и падает в кресло. Я с тревогой посматриваю на нее и держусь в сторонке. А Олли осторожно подходит ближе, принимая на себя удар ее ярости.

– Наконец-то посижу… Почему сегодня все такие медлительные? – произносит она.

Олли вскидывает брови, глядя на меня, отказываясь делать какие-то замечания.

– Незачем вести себя так, – говорю я.

– Я никак себя не веду! – фыркает Наташа.

– Ты ведешь себя как сука, – заявляет Найамх, подъезжая к ней. – Что случилось? Расскажи… ты знаешь, я все равно все из тебя вытяну.

Наташа что-то ворчит, но сдается перед требованием Найамх.

– Это мои родные. Мы… мы потеряли одного, когда на Тинтагель напали трейтре.

Я невольно тянусь к Наташиной руке. Она прежде никогда об этом не упоминала. Она справлялась с потерей в Итхре и ни слова об этом не сказала. К нам молча подходит Самсон, вид у него мрачноватый.

– В общем, у него была своя кружка, – продолжает Наташа. – Ну такая, из дешевых, с надписью: «Я луч долбаного солнца». Глупо вроде бы, но это была его вещь. Он не стал бы пить из другой посуды, даже вино ему наливали в эту дурацкую кружку. И после его смерти она стояла в кухне, как память о нем, словно он всегда с нами. Это был единственный предмет, который позволила нам сохранить его семья. – Наташа глубоко вздыхает, сдерживая слезы. – Я днем пришла домой, а остальные… они ее выбросили. Я бы и не узнала об этом, если бы не должна была прибраться в кухне. Увидела кружку в мусорном ведре на куче подгнивших фруктов!

– Ты уверена, что это сделали они? Может, кто-то по ошибке… уборщица…

– Это они! – резко бросила Наташа. – И знаете, как они это объяснили? – Она обводит взглядом всех нас, стоящих вокруг стола. – Они забыли, что это его вещь! Единственная, та, из-за которой все его постоянно дразнили! Эта кружка была неразрывно с ним связана, и они забыли? И выглядели смущенно, когда я им напомнила, словно все трое просто… – Она щелкает пальцами. – Словно просто стерли его из памяти!

Олли изумлен:

– О боже, Наташа, это не они! Это Мидраут!

– Как-то уж слишком, – качает головой Найамх.