Тьма и золото полуночи

– Нет, со мной такое случилось, – говорит Олли. – То есть нет, не со мной, с моим другом. – Он бросает на меня взгляд, и я понимаю, что он имеет в виду Киерана. – Он потерял сестру, а я как-то раз был у него дома и упомянул о ней, и его родители посмотрели на меня пустыми глазами, словно на мгновение совсем забыли про нее. Похоже, это то же самое, верно?

– И ты думаешь, это из-за Мидраута? – В голосе Наташи звучит надежда… ей не хочется верить, что ее друзья могут быть такими бессердечными.

– Может, он и не сознательно это провоцирует, – говорит Самсон, – скорее это похоже на побочный эффект всего того, что он делает. Чем больше мы помним о реальных умерших, тем больше мы будем искать причину их смерти, так? Мы можем гневаться. Полагаю, он уже не видит большой пользы в гневе, он просто хочет промыть всем нам мозги.

Мы переглядываемся, боль потерь все еще достаточно сильна, чтобы отразиться на наших лицах, и мы признаем правоту Самсона. Призраки могущественны. В Итхре они – источник страха. В Аннуне они – воспоминания, знаки неугасающей любви. И Мидраут убивает эти воспоминания так же наверняка, как убивает воображение. Без наших призраков мы просто пустые оболочки. Я думаю, каким усталым кажется Олли каждый раз, когда Киеран убеждает его поучаствовать в протестах, думаю о вытягивающей душу неподвижности в конюшне в последнее время, и истинность слов Самсона проникает в мою душу. Мы приближаемся к эндшпилю игры Мидраута: истощение наступит раньше, чем мы сдадимся.

– Нам бы следовало… – начинает Наташа, но ее прерывает далекий крик.

Мы выбегаем из зала в поисках его источника. Звук несется из башни Чарли. Какой-то аптекарь несется вниз по лестнице из ее комнаты как раз в тот момент, когда из своего кабинета выходит лорд Элленби, чтобы выяснить, что происходит.

– Она невозможна! – кричит аптекарь.

– Что ты там делал? – резко спрашивает лорд Элленби.

– Я пытался заставить ее открыться…

– У тебя было разрешение?

– Нет времени! Информация нужна нам немедленно!

Я замечаю, что Джин уже направилась к лестнице, чтобы успокоить Чарли, но мой взгляд тут же возвращается к лорду Элленби, стоящему совершенно неподвижно. Аптекарь съеживается под его безмолвным гневом.

– Эта молодая женщина вынесла бесконечные пытки от того единственного человека, который должен был ее защищать. И ты думаешь, что выяснение намерений ее отца стоит новых пыток?

– Нет, но…

– Убирайся!

– Сэр? – Аптекарь не верит услышанному.

– Мне не нужны аптекари, которые подвергают новым травмам кого-то в моем замке.

Когда аптекарь, покраснев, уходит, чтобы отдать свой портал рееви, я наблюдаю за лордом Элленби. Он смотрит в открытую дверь башни. Мне казалось, что сильнее восхищаться им невозможно, но в данный момент это именно так. Разве мы можем с честью выстоять против Мидраута, если опустимся до его уровня?

– Как вы думаете, сэр, с ней все будет хорошо? – спрашиваю его я.

– Я не знаю, Ферн. Что ей нужно, так это чувствовать себя в безопасности, но разве это возможно, если такое множество людей вокруг напоминают ей о ее отце?

В прошлом году Чарли становилась все более жестокой ко мне. Я понимала: она находится под влиянием отца – перемены в ее настроении подсказали мне, что дело неладно. И я была права – Мидраут экспериментировал над собственной дочерью, и хотя он не может дотянуться до нее, пока она в Тинтагеле, шрамы слишком глубоки. В Итхре она мягче, чем год назад, но все равно это лишь оболочка ее прежнего «я».

В Боско Чарли сидит одна. Некогда ее окружала толпа подружек. Я не знаю, в том ли дело, что теперь у нее нет «защиты» отца, но они в итоге рассеялись, они больше не ищут близости с ней. Я тоже ее избегала, предполагая, что ей не захочется иметь рядом врага ее семьи. Может, она и не любила отца, но у людей бывают весьма смешанные чувства, когда речь заходит о кровных связях.

Но в день после ее последнего взрыва меня потянуло к ней. Что-то было в том, как она аккуратно сидела, скрестив ноги в лодыжках, с рассеянным взглядом, – что-то, вызвавшее у меня желание утешить ее. Потом я сообразила, в чем дело: она шевелила руками, мягко, машинально. Точно так же она гладила Локо, воспоминание о своей собаке, в своей камере в башне. Я вдруг заметила, что уже сижу рядом с ней. Думаю, Чарли заметила мое присутствие, потому что чуть заметно склонилась в мою сторону, принимая мое общество. А я просто молча сидела рядом с ней, пока движения ее рук не замедлились и наконец не затихли.

– Я тебя постоянно вижу, – сказала Чарли. – Во сне.

Это было почти вопросом – желанием убедиться, что она не сходит с ума.

– Да, – шепнула я.

– Там ты и какая-то женщина по имени Джин. И мужчина. Высокий…

Она снова принялась гладить воздух. Если бы Локо вдруг оказался здесь, он бы от восторга уже завалился на спину.

– Его зовут лорд Элленби. Он хороший. Клянусь, он там, чтобы помочь тебе.

Чарли впервые смотрит на меня расширившимися глазами:

– Он напоминает мне… – Она умолкает.

– О твоем папе? – заканчиваю за нее я.

Она кивает.