Тьма и золото полуночи

А с завистью мне теперь постоянно приходится бороться. Я теперь мастер этого дела. В Итхре я завидую Киерану, а в Аннуне завидую Олли. Мне до сих пор больно оттого, что ему досталась та часть Иммрала, что должна быть моей. Я думала, боль утихнет, но она так же назойлива, как и прежде. Я даже, к собственному стыду, иногда завидую Самсону, его способности видеть в каждом лучшее, даже в тех сновидцах, что нападают на нас. Ему это так легко дается…

И есть лишь один человек, которому я желаю лучшего, и только лучшего: это Чарли Мидраут.

Прошло несколько дней после того, как я поговорила с ней. В Аннуне она тихая, требует, чтобы в ее башню впускали только Локо. Но этим вечером она хочет увидеть лорда Элленби. Вместе с ним приходит Джин с охапкой трав, но что-то мне подсказывает, что сегодня они не понадобятся. Лорд Элленби, несмотря на свои размеры, идет вверх по лестнице так, словно приближается к раненому зверьку, стараясь убедить его, что они хотят ему помочь.

Я с легким сердцем отправляюсь в патруль. Может быть, то, что я сказала в Боско, проникло в ум Чарли, может быть, это начало ее исцеления? Но хорошего настроения хватает ненадолго. Сегодняшний маршрут ведет нас через Ричмонд-парк – полосу деревьев и полян на юго-западе Лондона. Трава и деревья, что некогда в Аннуне дотягивались до облаков, ныне рассыпаются, если ты, проезжая мимо, заденешь хоть листок. Динозавры и единороги, прежде пасшиеся рядом с оленями, давно исчезли. В парке бродят лишь несколько сновидцев. И в результате вокруг царит меланхолия, огромное пространство парка умирает.

– Как дела у гэвейнов, Рейчел? – спрашивает в шлем Самсон.

Амина не стремилась получить маршрут через Сохо, он в последнее время становится все опаснее.

– Пока все в порядке, – доносится в ответ голос Рейчел. – Они дадут вам знать, если понадобится помощь.

Мы с Неризан обмениваемся взглядами облегчения.

– Ох… – произносит Рейчел так тихо, что я почти не слышу ее.

– Что такое? – спрашивает Самсон.

– Круглый стол. Он… с ним что-то не так.

Все молчат. Рейчел заканчивает фразу на такой ноте, которая заставляет сдержать дыхание. Но конечно же, через несколько секунд мы снова ее слышим.

– Бедеверы, Круглый стол затуманил место неподалеку от вас.

– Фиолетовый инспайр? – спрашиваю я.

Фиолетовый может означать применение Иммрала, так происходит с тех пор, как я изменила Круглые столы в этом году, – это наш способ следить за активностью Мидраута.

– Нет, – отвечает Рейчел. – Не инспайр. Я не могу это объяснить.

– Скажи, куда нам повернуть, – говорит Самсон, и через мгновение мы уже мчимся галопом через парк, и пышная трава превращается в плотный торф, а потом – в сухой грунт.

Мы теперь должны быть в той части леса, где хозяйничают трикстеры, но деревья меняются. Одни упали, от других остались только пеньки. И наконец они вовсе исчезают. Земля ухабистая. Корни, которым следует быть под землей, поднялись на поверхность в поисках питания. Вокруг словно пронесся бешеный шторм. Я думаю о торнадо Иммрала, что пронеслось в этом году над Альберт-холлом, – Мидраут показал свою силу. Альберт-холл постепенно возник снова, хотя теперь он ощущается как нечто пустое и заброшенное, вместо прежнего сияния энергии, проносившегося по его галереям и сценам. Если здесь случился такой же шторм, деревья не подают признаков восстановления. Во мне кипит гнев. Мидраута необходимо остановить. В это мгновение, глядя на опустошения, причиненные им Аннуну, я до глубины души ощущаю, что готова действовать, жертвовать, делать что угодно, лишь бы свергнуть его и вернуть этот мир. Мой мир. И это понимание укрепляется во мне со странной волной тепла. Цель. Пусть у меня больше нет Иммрала, это не важно. Есть и другие способы помочь делу. Обладание Иммралом давало мне шанс на выживание, но это уже не так важно.

Потом мы выезжаем на открытое пространство, и мои глаза отказываются воспринимать то, что видят. Огромная протяженность серой земли и неба, мерцающего, когда я двигаюсь. Я не вижу этому конца или начала. Это одновременно и отсутствие реальности, и давление вроде скорби. Однажды, когда я была намного младше, может, лет пяти или шести, у меня случилась лихорадка. Я помню, как просыпалась ночью и мне казалось, что моя спальня расширяется и стены одновременно были и клаустрофобными, и пугающе далекими. Вся логика пространства испарилась из моего пылающего, полусонного ума. И здесь у меня возникло такое же ощущение.

Олли соскальзывает со спины Балиуса и идет к этому пространству, вытянув руки. Я понимаю, что он пытается нащупать там инспайра, и внезапно чувство пустоты возникает и снаружи, и изнутри. Это должна была делать я.

Но я лишь спрашиваю:

– Нашел что-то?

Брат качает головой, потом отшатывается назад, словно укушенный.

– Идите посмотрите на это, – кивает он.

Мы все спешиваемся. Почти все лошади непонятно из-за чего нервничают, они тихо ржут и топчутся. Лэм, впрочем, идет за мной, тыкаясь носом мне в шею.

– Встаньте тут, где я стою, – говорит Олли, носком ботинка отмечая место и отходя в сторону.