Тьма между нами

— Посадила меня на успокоительные?

К ее явному неудовольствию, я не отвечаю ни на этот, ни на другие вопросы о первых днях Дилана и о поисках для него новой семьи. Нина меняет тактику.

— Ты знала, что моксидогрель может вызвать раннюю менопаузу? И к девятнадцати годам я окажусь бесплодной?

— Конечно, нет. Никто не догадывался о побочных эффектах, пока не стало слишком поздно. Тогда его сразу сняли с производства.

— У меня могла быть семья.

— Мне очень жаль, Нина, прости. Ты должна мне верить.

— Верить тебе? После всего? Ты раскаивалась, что отдала Дилана?

Тема скользкая, поэтому я тщательно подбираю слова.

— Тогда у меня не было иного выбора.

— Ты не указала мое имя в его свидетельстве о рождении. Почему вписала себя?

— На случай если он попытается найти свою мать. Я думала, тебе будет слишком тяжело с этим справиться.

— То есть ты хотела обмануть его, как и меня. А что с папой? Зачем ты его убила?

Я отворачиваюсь. Мне ни капли не жаль, что он мертв. Но говорить ей об этом слишком опасно.

— Мне жаль, что все так закончилось, — отвечаю.

— Зачем ты это сделала?

Мотаю головой.

— Зачем?! — орет она.

Объяснить я не могу, поэтому просто отворачиваюсь, чтобы не смотреть.

Мой отказ выводит ее из себя. Без предупреждения Нина бросается ко мне, и я ничего не могу сделать, чтобы ее остановить.

Глава 55 Нина

Два года назад

Злоба, копившаяся во мне последние пять недель после тех страшных открытий, вырывается наружу.

Я хватаю Мэгги за шею, прижимаю к матрасу и наваливаюсь сверху. Она еще очень слаба, поэтому мне легко с ней справиться. Пальцы все крепче сжимаются вокруг ее горла.

Не знаю, в кого я превратилась, но я — больше не я. Словно настоящая Нина отступила в ужасе в угол комнаты и смотрит оттуда, как кто-то, похожий на меня, душит мою мать. Мои руки сдавливают ее шею, не давая воздуху проникать в легкие. Она открывает рот, пытаясь что-то сказать, но слова звучат неразборчиво. Одна ее нога мечется сзади, пытаясь меня столкнуть; естественно, тщетно. Другая, прикованная цепью и сведенная судорогой, гремит металлом.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу! — кричу я и не узнаю собственный голос.

Охватившая меня бешеная ярость поначалу кажется мне чем-то беспрецедентным, однако потом, словно вспышка, в мозгу появляется смутное воспоминание. Дежавю. Размытые, быстро движущиеся черно-красные тени в тусклом свете. Не в первый раз меня одолевает властная потребность наносить удары и причинять боль, вот только вспомнить, когда такое уже случалось и по какой причине, я не могу. Видение из прошлого исчезает так же быстро, как появляется, и я снова в настоящем. И сразу понимаю: если не ослаблю хватку сейчас, то потом уже не смогу остановиться. И убью женщину, которая дала мне жизнь, но отняла все ценное, что в ней было.

Медленно пальцы расслабляются, хотя руки все еще сжимают ее шею, пусть и без недавнего остервенения. Слезаю с нее, но далеко не отхожу. Она жадно хватает ртом воздух, а я делаю свой первый вдох после преображения — теперь я уже не та, кем была раньше. Не ее послушная игрушка, а хозяйка. Пользуясь ее слабостью, вытаскиваю ключ из кармана, отпираю замок и быстро пристегиваю более длинную цепь.

Хватаю Мэгги за руку и рывком поднимаю с кровати на ноги. Никогда еще я не видела ее такой слабой и окаменевшей. К моему удивлению, это доставляет мне удовольствие. В глубине души я понимаю, что нормальные люди так себя не ведут, но Мэгги — не нормальная мать. Она просто не оставила мне выбора. Это она превратила меня в монстра. Я — ее отражение.

Вытаскиваю ее на лестничную площадку и дальше в столовую — длина второй цепи это позволяет, я все предусмотрела. Протискиваюсь мимо стола и буфета к окну, из которого открывается вид на сад. Хватаю Мэгги сзади за шею и заставляю повернуться в ту сторону, где за деревьями скрывается клумба, под которой похоронен мой отец.

— Из-за тебя всю свою сознательную жизнь я верила, что папа меня бросил! — кричу я. — Ты стояла рядом, когда я писала ему письма, умоляя вернуться. И молчала. Утирала мне слезы и уверяла, что он непременно ответит. Хотя знала, что это ложь, потому что сама его убила.

— У меня не было выбора, — всхлипывает Мэгги.

— Не ври! У тебя всегда был выбор, в отличие от меня! Потому что за меня все решала ты. Интересно, о чем ты думала, когда я рыдала над могилой якобы своего ребенка? Неужели не мучила совесть?

— Мучила. Не проходило и дня, чтобы я не винила себя во всем, что с тобой случилось.

Мэгги заливается слезами, но что это — реальное раскаяние или страх перед заслуженным возмездием?

— Мне очень жаль, — бормочет она. — Поверь, Нина, все гораздо сложнее, чем тебе кажется.

— Так объясни! Почему ты убила отца? Он тебе изменял? Бил? Проигрывал все деньги? Мне нужно знать правду.

— Все совсем не так, как ты думаешь, — тихо говорит Мэгги и качает головой, растоптанная и смирившаяся со своей судьбой.

Теперь мы плачем вместе.