Тьма моей души (СИ)

И Мэтт был наставником Лео? После какой пьяной вечеринки там «наверху» мог родиться столь эпичный сюжет?

— Лайя!

Когда я прихожу в себя, то обнаруживаю, что мы стоим на обочине, а Лео обеспокоенно смотрит на меня, развернувшись вполоборота. За окном уже растекаются густые сумерки, получив сегодня право чуть раньше отвоевать себе территорию. Судя по выражению лица охотника я напугала его, но чем именно, я уже не смогу вспомнить.

— Что с тобой?

— Все в порядке, — дежурно отчитываюсь я, хотя это выражение точно не относится к моей жизни. — Ты, кажется, посвящал меня в свою биографию?

— Это было лишним. — Лео откидывается обратно на сидение и втыкает первую передачу. — Я просто хочу попросить тебя о доверии.

Я ничего не отвечаю, но он и не ждет ответа. Мы продолжаем наш путь в никуда, слушая шум дождя и шелест покрышек о мокрый асфальт. Усталость дает о себе знать и вопреки своим прежним заявлениям я отключаюсь в машине, а вновь открываю глаза уже глубокой ночью, когда меня легонько встряхивает, и по коже проносится зябкая прохлада.

— Тшшш… Спи! — теплое дыхание касается виска, а на спине и бедрах я чувствую руки, заботливо прижимающие меня к сильному мужскому телу. — Я отнесу тебя на кровать.

Еще не сбросив с себя сонный морок, видя только сумеречные силуэты вокруг, я чувствовала, как Лео расстегивает мою рубашку, пуговица за пуговицей, томно и неторопливо. Его пальцы умело обнажали меня, спуская ткань с плечей, стягивая юбку с бедер. Эти действия не вызывали протеста — напротив, в них было что-то абсолютно естественное и долгожданное. Я никогда не подозревала что Лео может быть настолько нежным. Страстным, жаждущим, грубым, нахальным — да. Но таким? Я не смела дышать, чтобы не разрушить флер дивного сна.

Охотник уложил меня на кровать и укутал одеялом, заботливо подоткнув его со всех сторон. Я замычала что-то нечленораздельное, безмолвно требуя, чтобы он не оставлял меня, но убаюкивающий шум дождя скрыл легкий шорох удаляющихся шагов.

***

Небо затянуто тучами и в окно проникает лишь слабый свет уличного фонаря над крыльцом. Трепещущая листва оставляет зловещие тени на стекле, шурша в унисон разыгравшемуся ливню. Такими кадрами обычно начинаются кульминационные сцены в фильмах про серийного маньяка-убийцу, и я даже сходу примечаю пару мест, где бы он мог сейчас прятаться.

В любом случае, это меньшая из моих проблем. Сейчас я потеряна во времени и пространстве: не имею понятия о том, в каком штате нахожусь; не знаю, когда придет рассвет. Моя комната расположена на втором этаже небольшого домика. Я смутно помню, как меня сюда принес Лео, уложил в постель, после чего я вновь провалилась в сон.

Горло начинает саднить от жажды и я принимаю решение отправиться на поиск жизненно необходимой жидкости. На крайний случай, на улице ее столько, что можно напоить не одного жеребца. Набросив на тело все еще влажную рубашку, я проскальзываю за дверь. Рассохшаяся ступень протяжно стонет под крадущейся поступью, заставляя замереть. Я вглядываюсь в сумрачный коридор, но не вижу ни маньяка, ни хотя бы призрака почившего хозяина дома.

На первом этаже света чуть больше: фонарь здесь бьет в самое окно. Приметив на столешнице бутылку с водой, я бросаюсь к ней, и, решив не утруждать себя поиском чашек, откручиваю крышку и припадаю губами к горлышку. Напившись вдоволь, оборачиваюсь и…чуть не вскрикиваю от неожиданности, наткнувшись взглядом на мирно спящего Лео. Диван располагается у стены, которую не видно со стороны лестницы, поэтому неудивительно, что я сразу его не заметила.

Не прикрытая одеялом обнаженная грудь мужчины мерно поднимается и опускается от спокойного дыхания, губы слегка приоткрыты. Меня обдает горячей волной смущения, а по телу проходит озноб от контакта с прохладной влажной тканью рубашки. Я приказываю себе немедленно убраться отсюда, но с места не двигаюсь и продолжаю пожирать Лео изголодавшимся взглядом. Даже смелею и, потакая глупому капризу, на цыпочках крадусь еще ближе. Я медленно присаживаюсь на край дивана; рука застывает в воздухе, остановленная последним всхлипом разума, молящего о бегстве.

Будто в насмешку над ним пальцы тянутся к мужской щеке и пробегают по ней невесомо, одними подушечками. Я оглаживаю его скулы, дотрагиваясь до краешка губ. Мои движения увлекают меня к пропасти, заставляют балансировать на грани сумасшествия. Вот я уже не хозяйка своим рукам, ласкающим медные пряди. И опять укол сожаления пронзает грудь: зачем он это сделал? Я до исступления хотела гладить эти волосы, спадающие по спине, сотканной из тугих мышц. Это было тайным желанием, которого он меня лишил с особой жестокостью.

Я наклоняюсь ниже, и в нос ударяет знакомый аромат. Сандал, амбра и мед, плавящийся от жара его тела. Во рту скапливается слюна от предвкушения гурманской сладости. Не в силах себе отказывать, я пробую губами его кожу на щеке и с упоением веду поцелуями ниже, пока губы не натыкаются на его губы. Мягкие и такие податливые сейчас, не сопротивляющиеся, но и не жаждущие.