В те два раза, когда мы с Лео поддавались безумству, я не смогла изучить другую сторону близости. Теперь же неспешно наслаждаюсь новыми ощущениями, получаю удовольствие от почти невинных прикосновений. Кажется, что меня с головой накрывает цунами, теперь уже точно предав погребению бренный разум.
Мои губы уже спустились к его упругим грудным мышцам, усыпанным миллионами веснушек. Это маленькая особенность настолько сексуальная, что я роняю слабый протяжный стон. Указательным пальцем обвожу сосок и уже тянусь к нему языком…
Нет, если я сейчас не остановлюсь, то потом уже не смогу. Я буду упрямо двигаться ниже, рисовать языком замысловатые геометрические фигуры, надеясь найти выход из лабиринта кубиков пресса. И конечно, не сложно догадаться, где окажется этот «выход». Если Лео проснется (от этого же обычно просыпаются?), он будет крайне удивлен, обнаружив меня с… с набитым ртом, в общем.
«Черт, Лайя, до таких извращений ты еще не доходила!» — одергиваю я себя.
Я делаю над собой усилие и прерываю несанкционированные домогательства. Грудь высоко вздымается, помогая протолкнуть в легкие больше кислорода. Я оглаживаю свое тело и только сейчас понимаю, как сильно оно дрожит.
— Это все или будет продолжение?
Мое сердце ударяется об пол, словно футбольный мяч, и рикошетит в солнечное сплетение.
— Лео? — застигнутая с поличным, я громко вскрикиваю и соскакиваю с дивана, словно там пробежала крыса размером с кабана.
— А ты только сейчас это заметила? — с сарказмом замечает он, приподнимаясь на локтях и буравя меня колким взглядом.
«Адские черти, ну я и дура!»
Щеки горят так, что на них вполне можно пожарить яичницу. Мне хочется выругаться последними словами, а потом провалиться сквозь землю от стыда. Я срываюсь с места и бегу, и только когда хлопаю дверью своей комнаты и приваливаюсь к ней всем весом, выпускаю из груди скопившийся углекислый газ. С полчаса просидев на полу до онемения ягодиц, я в конце концов перемещаюсь на кровать, с головой зарываясь под одеяло. Идеальный момент, чтобы мой нафантазированный маньяк вылез из шкафа: он мог бы стать избавлением от второго акта позора, запланированного на утро…
Комментарий к Часть 22. Вопросы доверия
Все-таки психические расстройства никуда не исчезают. Была у Лайи шизофрения, теперь сомнофилия 😆😆😆 А если серьезно, мне все труднее ее писать, потому что биполярочке мисс Бернелл уже давно завидует канонный Влад. Но… мучиться недолго. Сейчас у меня уже есть определенная определенность: впереди у нас еще 3 главы до того, как автор с чистой совестью (а может, и не очень чистой) поставит статус “завершен”.
========== Часть 23. Акт второй, состоящий из неприличных намеков, прикосновений и поз ==========
Я открыла глаза. Зрачки тут же забегали по стенам и потолку незнакомой комнаты, ошалело выискивая знакомые предметы, но не находили ни одного. Досчатый потолок опасно наклонился, грозясь вот-вот придавить меня — я резко подскочила на кровати и вперила в стену стеклянный взгляд…
Вдох! Такой отчаянный, такой жадный, что колотящий в шею пульс затрезвонил набатным колоколом и наконец-таки достучался до мозга. Тот, внезапно разбуженный, ударился о черепную коробку и, как примерный часовой, встал на пост.
«Все хорошо, Лайя. Это просто мансардная крыша верхнего этажа».
Плывущая перед глазами рябь успокаивалась; я принялась ощупывать взглядом комнату. Много дерева в оформлении, текстиль натуральных пастельных цветов, на фоне которого забившееся в угол ретро-кресло в этнической аляпистой обивке выделяется, как папуас на чаепитии у английской королевы. С потолка свисает массивный светильник на таком длинном подвесе, что встань я на кровати, могла бы дотянуться и поцеловать плафон.
События вчерашнего дня начинают постепенно восстанавливаться в памяти, нанизываясь друг за другом, словно бусины: Лео вынудил меня сесть в его машину — мы поехали за Милли — я заснула в дороге — он укладывал меня в кровать. Значит, это охотника стоит благодарить за мое пробуждение у черта на рогах! Еще и сон такой странный снился, будто я к нему прис…
Что-о-о?! О, нет!!!
На меня будто сыпется колотый лед, жаля тело острыми, холодными уколами. Залепляю лицо руками и драматично, с воем раненой антилопы, откидываюсь обратно на подушки. Переворачиваюсь на живот, стучу кулаками, выпуская пар. Опять скатываюсь на спину. На живот. И медленно стекаю с кровати на мягкий выцветший ковер.
С чертовски добрым утром, Лайя!
А оно, как назло, действительно, прекрасное: дождь, который зарядил вчера, как из ведра, закончился; в комнату скромно заглядывают солнечные лучи. Я подхожу к панорамному окну и с въедливостью бывалого натуралиста всматриваюсь в пейзаж. Прямо перед глазами сквозь редкие стволы деревьев проглядывает небольшое озеро. Оно переливается, словно жидкое серебро, заставляя шмуриться от непривычно ярких бликов. Смешанный лес оттенков от темно-зеленого до желтого поднимается за ним ввысь, упираясь в горы. Здесь они ближе и выше, чем в Лэствилле, и таят в себе невероятную мощь, от которой захватывает дух.