– Мы живем у анархистов, – говорила Агния, – это ужасно. Я служу у них кем-то вроде экономки, а Сашенька… ее взял к себе Игнат Кардаш, он страшный, страшный человек, держит ее взаперти, домогается. Сашенька очень больна, я всерьез опасаюсь за ее рассудок… меня выпускают только на базар вон с теми двумя. – Она указала на двоих мужчин, один огромный, в папахе, другой на вид пожиже, в женской когда-то бордового цвета кацавейке.
Они застряли возле одноногого гармониста, который наяривал «Яблочко». Мальчишка лет двенадцати ловко плясал, откалывая такие коленца, что публика одобрительно свистела.
– Нам не уйти оттуда, да и куда мы пойдем? – бормотала Агния. – Ни жилья, ни денег на еду, да еще выдаст кто-нибудь…
– Господи! – Ртищев выронил ножницы на чей-то огромный сапог, как оказалось того самого типа в папахе.
– Ты что, старая кляча, тут растобариваешь, вместо того чтобы сало искать? – проревел мужик, пнув ногой все хозяйство Ртищева.
– Ты что, ирод, делаешь? – завизжали расположившиеся по соседству торговки бубликами и пирогами. – Ты что это себе позволяешь? Почто старика разорил? Он сидит, копеечку свою зарабатывает, никого не трогает… У, идолово семя!..
Ртищев подобрал ножницы и мигом вырезал портрет анархиста.
– Ой, похож! – захохотали бабы. – Ой, рожа наглая!
Вместо того чтобы озлиться, тип в папахе обрадовался, бережно спрятал портрет, а Павлу Аристарховичу заплатил тремя бубликами, что купил тут же, у торговки.
– Так что я в тот день два бублика Меланье принес, – грустно улыбнулся Ртищев, – третий – не выдержал, по дороге съел.
– У анархистов, говорите… – сказал Серж, внимательно выслушав рассказ, – стало быть, нужно искать у анархистов. Завтра в их клуб пойдем.
– У них клуб есть? – удивился Борис.
– А как же! Советская власть их признает. Но, – Серж усмехнулся, – до поры до времени. Скоро, ой скоро конец придет их малине!
Выцветший бледно-зеленый фасад дворца, как траурная повязка, перечеркивала огромная черная вывеска «Петроградский клуб анархистов».
– Вроде бы нам сюда, – проговорил Серж, подходя к крыльцу.
Возле двери клуба стоял здоровенный детина в долгополом черном пальто и длинном красном шарфе, несколько раз обмотанном вокруг шеи и свисающем концами до самой земли. Под правым его глазом красовался огромный застарелый синяк, переливающийся всеми цветами радуги от темно-багрового до густо-желтого.
– Вы куда, братцы, – на дискуссию? – поинтересовался он у подошедших.
– Конечно! – подтвердил Борис, покосившись на пудовые кулаки анархиста.
– А вы от какой организации? – спросил тот, подозрительно оглядев посетителей.
– От коломенской! – выдал Борис первое, что пришло ему на ум.
– У вас вроде Васька Сухарев за старшего?
– Давно Ваську переизбрали! – включился в разговор Серж. – За левый уклон.
– Иди ты! – недоверчиво воскликнул анархист. – Надо же, как люди перерождаются! Настоящий был анархист, огнем горел, от него прикуривать можно было!
– Переродился, – пожал плечами Серж.
– Надо же! А у вас ножей, кастетов нету? На дискуссию с холодным оружием нельзя! Допускаются только словесные аргументы!
– Нет, ничего такого! – заверил его Борис.
– Ну, проходите, братцы! – милостиво разрешил анархист, распахнув перед гостями тяжелую резную дверь.
В просторном фойе дворца висело огромное черное бархатное знамя с красной надписью «Анархия – мать порядка». Под этим знаменем стояла мраморная статуя богини правосудия Фемиды, на голову которой какой-то шутник напялил матросскую бескозырку. Рядом с незрячей богиней двое анархистов молча и ожесточенно тузили друг друга. Один был длинноволос, как спившийся дьякон, другой – лыс, как выпавший из лузы бильярдный шар.
– Товарищи, где здесь дискуссия намечается? – спросил дерущихся Борис.
Оба анархиста, мгновенно забыв о своей ссоре, повернулись к Борису и закричали на два голоса:
– Какие мы тебе товарищи? Товарищи в Смольном заседают, в ГПУ служат! Товарищи от народа оторвались! Так что ты не смей нас этим позорным прозвищем называть, если не хочешь тумаков!
– Извините… – Борис попятился, на всякий случай приняв боксерскую стойку. – А как вас положено величать?
– Братьями! – выкрикнул лысый. – Потому что все люди – братья, кроме этих отщепенцев и ренегатов! – И он ловко пнул ногой своего длинноволосого оппонента.
– А дискуссия-то где, братцы? – повторил Борис свой вопрос.
– На втором этаже, в зале! – ответил длинноволосый, и оба анархиста снова принялись молотить друг друга.
– Еще один вопрос, – попытался прервать их Борис. – Вы Игната Кардаша не знаете?
Но анархисты так увлеклись выяснением отношений, что больше ничего не слышали.
Борис и Серж по широкой мраморной лестнице поднялись на второй этаж дворца. Из-за полуоткрытых дверей доносились громкие крики – наверняка именно там происходила обещанная дискуссия, а значит, там собрался весь цвет анархической общественности, и был шанс найти Игната Кардаша.
Спутники вошли в зал.