Тьма надвигается

Слуги в той части особняка, что еще принадлежала ей, смотрели на хозяйку с ужасом. Только перед ближайшим зеркалом Краста поняла – почему. На щеке ее горел отпечаток полковничьей ладони. Маркиза разглядывала собственное отражение с интересом не вполне обычного для себя свойства. Она часто оставляла подобные следы на лицах служанок. Почему нет? У них не было убежища от хозяйки. Теперь она носила метку сама. И где найдется ей убежище от Лурканио, от Альгарве?

Нигде. Нигде на всем белом свете. Лурканио ясно дал это понять, и вежливость делала его презрение еще более страшным. Если он решит надругаться над ней, а затем отдать на потеху своим адъютантам по очереди, единственный, кто может призвать полковника к ответу, – его командир-альгарвеец, великий герцог Ивоне. Что бы ни говорил и ни делал любой из валмиерцев, судьба Красты от этого не изменится ни на волос.

Вздрогнув, Краста коснулась алого отпечатка ладони на своей щеке. Кожа горела, и под пальцами зарождался колкий зуд. Маркиза никогда не смешивала боль – собственную, во всяком случае – с похотью. И не собиралась. В этом она была уверена. Чувствовала она другое…

Краста сердито мотнула головой. Даже слово подходящее не шло на ум. Верно было бы сказать «уважение», но его-то маркиза привыкла требовать от окружающих, а не испытывать самой. А еще точней было бы «благоговение». В конце концов, именно благоговеть полагается перед силами неизмеримо более могущественными, чем ты сам. Вначале осмелившись ударить хозяйку дома, а затем продемонстрировав, что способен делать это безнаказанно, полковник Лурканио показал себя именно такой силой.

Качая головой, Краста поднялась наверх. Бауска ждала ее у дверей. Горничная и маркиза уставились на алые отпечатки на щеках друг у друга.

– Сударыня, – проговорила Бауска без всякого выражения, – я приготовила вам блузку и брюки. Костюм ждет вашего одобрения.

– Хорошо, – пробормотала Краста, но, вместо того чтобы пойти и переодеться, продолжила: – Пусть дворецкий известит альгарвейцев, что с этого дня для них открыты все части особняка, а не только то крыло, в котором они поселились.

Бауска выпучила глаза сильней, чем даже когда увидала хозяйку со следом оплеухи на щеке.

– Сударыня? – переспросила она, будто недоумевая, не ослышалась ли. – Сударыня, но почему?

– Почему? – Характер Красты оставался взрывоопасным, невзирая на любые потрясения. Голос маркизы взвился до звонкого визга: – Пропади ты пропадом, дура безмозглая, – я тебе скажу, почему! Потому что они победили, вот почему!

Челюсть Бауски отвисла. Служанка сглотнула и улетучилась вмиг.

Снова пришла грибная пора. Ванаи наслаждалась поводом с рассвета до заката торчать за околицей Ойнгестуна. Во-первых, потому, что большинство кауниан и многие фортвежцы в ее деревне все еще считали и девушку, и Бривибаса предателями своего племени – или предателями фортвежского королевства, это как посмотреть – за то, что слишком близко якшались с майором Спинелло, хотя с той поры любителей древностей уже разлили желчью. А во-вторых, потому, что с тех пор, как Бривибас разругался с альгарвейским майором, и старик, и Ванаи питались столь же скудно, что и весь Ойнгестун. Грибы, которые наберет Ванаи, будут кормить их всю зиму.

Проходя с корзиной по сжатым полям, по оливковым и миндальным рощам, по редким дубравам, Ванаи будто возвращалась в счастливые дни перед войной. В какой-то момент она обнаружила, что насвистывает песенку, бывшую в моде последней довоенной осенью.

Собственно, не сама обнаружила. Девушка даже не замечала, что напевает, пока Бривибас не заметил:

– Внучка моя, вынужден сказать, что твои музыкальные вкусы оставляют желать много лучшего.

– Мои?.. – Ванаи обнаружила, что губы ее сами собой сложились в трубочку, и, чувствуя себя ужасно глупо, состроила улыбку. – Ой. Извините, дедушка.

– Ничего страшного, – промолвил старик на свой чопорный манер великодушно. – Я, понимаешь ли, не против веселья возражаю, а против монотонного и надоедливого проявления этого веселья.

«Я, значит, монотонная и надоедливая? – промелькнуло в голове у Ванаи. – А в зеркало ты когда последний раз смотрел?» Вслух она ничего не сказала – не видела смысла. С Бривибасом ей предстояло жить в одном доме. Если их дом превратится в поле битвы, она пожалеет об этом не меньше старого зануды.

– Не стоит ли нам разойтись? – проговорила она. – По отдельности мы найдем больше грибов разного сорта, чем вместе.

Бривибас нахмурился.

– Пойми, я несколько тревожусь, отпуская тебя блуждать по лесам без присмотра. Если бы меня не оказалось рядом, кто бы защитил тебя от той фортвежской деревенщины прошлой осенью…