Тьма после рассвета

Гогу Телегина совершенно не озаботило подключение представителя «старшего брата» к розыску пропавших детей. Его поле — спекулянты и расхитители, а спекулянты почти всегда связаны либо с подпольными фабрикантами, либо с теми, кто привозит товары из-за границы, то есть с выездными персонажами. Понятно, что с сотрудниками соответствующих служб КГБ майор Телегин сталкивался куда чаще, чем тот же Виктор Гордеев, он к ним привык, приладился, приспособился и не испытывал ни малейшего дискомфорта от необходимости совместной деятельности. Усевшись на переднее пассажирское сиденье рядом с капитаном Носилевичем, Гога завел веселую ни к чему не обязывающую трепотню о проблемах обслуживания новой модели «Жигулей», о том, где лучше менять резину, а где — масло и сколько стоит перебрать движок. Носилевич отвечал охотно и подробно, а Гордеев сидел сзади и тихо злился. На Гогу — за то, что ему легко и не противно общаться с комитетчиком, на себя — за то, что не может преодолеть неприязнь к симпатичному капитану. А ведь это непрофессионально! Сыщик должен уметь быть приятным человеком и располагать к себе любого, от кого можно получить информацию, независимо от того, нравится собеседник или вызывает отторжение. И Носилевич, считающий милиционеров низшей кастой, и Гога играют свои роли, притворяются добродушными, открытыми и готовыми к сотрудничеству. Оба все делают правильно.

Дом, в котором жили Смелянские, Виктор знал только по внешнему виду, бывать в квартирах ему не доводилось.

— Кто-нибудь из вас уже встречался с родителями мальчика? — спросил Носилевич, оглядывая фасад, вдоль которого тянулись длинные лоджии. — Как они вообще?

— С ними разговаривали ребята из местного РУВД, — отозвался Гордеев. — Но по опыту могу сразу предупредить: родители «потеряшек» — это совсем не то же самое, что родители погибших. Там не шок и горе, а тревога и страх. Механизм другой, поэтому и поведение другое.

Капитан понимающе покивал головой.

— То есть от Смелянских можно ожидать всего, чего угодно?

— И даже такого, чего не ожидаешь. Так что приготовьтесь, товарищ капитан.

— Слушай, может, перейдем уже на «ты»? — неожиданно предложил Кирилл.

— Давай, — тут же согласился Гога.

— Можно, — отозвался Виктор без энтузиазма.

***

В отличие от Татьяны Муляр, матери пропавшей девочки, Елена Андреевна Смелянская находилась в квартире не одна. Далеко не одна. Дверь оперативникам открыла строгая пожилая женщина в темном трикотажном костюме и с высоким шиньоном на голове, в глубине коридора мелькнула еще одна женская фигура.

— Прошу, — дама в костюме сделала церемонный жест рукой. — Елена Андреевна в гостиной.

Смелянская сидела за столом, перед ней какие-то бумаги и телефон, шнур от которого тянулся из коридора. «Директор у себя в кабинете. Собранная, жесткая, будто готовая к прыжку», — подумал Гордеев. Женщина подняла голову, во взгляде — нетерпение и как будто даже вызов.

— Вы что-нибудь узнали? Вы выяснили, где дети? — спросила она, даже не поздоровавшись.

«Лицо-то каменное, а голос выдает», — отметил про себя Виктор.

— Елена Андреевна, нам нужно еще раз побеседовать, — сказал он.

— Теперь уже с вами? А где тот молоденький, который в прошлый раз приходил?

— Старший лейтенант Разин ищет вашего сына.

— А вы тогда что делаете? Вместо того чтобы искать детей, вы ходите по домам и ведете разговоры? Какие еще у вас могут быть вопросы? Мой сын не мог сбежать из дома, я вам, кажется, ясно это объяснила. Он спокойный умный мальчик, очень послушный, прекрасно учится, его любят и уважают товарищи, у него нет и не может быть причин сбегать.

Гордеев удовлетворенно кивнул. Смелянская, сама того не подозревая, уже сделала за него половину работы.

— Если у подростка нет причин сбегать из дома, значит, его вынудили, заставили. Вот об этом нам и нужно поговорить.

— Да кто же мог его заставить? — Смелянская возмущенно всплеснула руками. — Сережа не водится с плохими компаниями, все его друзья из очень хороших семей.

Гордеев оглянулся. За его спиной в проеме раздвижной стеклянной двери стоят две женщины: строгая пожилая и еще одна, лет тридцати пяти, крашеная блондинка с крупными серьгами в ушах, у обеих на лицах напряженное внимание, ловят каждое слово. Рядом с ним молча стоит Гога, чуть позади — Носилевич. Гога ждет, когда можно будет вступить, а Носилевич вряд ли скажет хоть что-нибудь, его дело — слушать и запоминать, если вдруг будет произнесено что-нибудь важное для него.

— Попрошу посторонних удалиться, — с грубоватой строгостью бросил Виктор. — И дверь закройте, пожалуйста.

Пожилая дама и блондинка с серьгами нехотя отступили в коридор и задвинули дверь. Гордеев бесцеремонно уселся за стол, как можно ближе к Смелянской, чтобы разговаривать, не повышая голоса: уверен был, что женщины постараются подслушивать.

— Елена Андреевна, у вас есть недоброжелатели?

Смелянская удивленно приподняла брови, потом недовольно сдвинула их.