Тьма после рассвета

Надежда Ростиславовна пыталась возражать и удержать дочь, но ничего не получилось. Настя вышла из подъезда и уселась на скамейку возле дома, ей не хотелось рассказывать при матери о собственном идиотском поведении, и она надеялась поговорить с отчимом прямо здесь. Сыро, промозгло, зябко… В ноябре всегда так. Курточка не рассчитана на пребывание на улице без движения, и очень скоро Настя стала мерзнуть. «Наверное, мама была права, лучше бы мне остаться дома, сидела бы сейчас на теплой кухне и ела вкусное жаркое с картошечкой и квашеной капусткой. Какая-то я нелепая», — печально думала она.

Вот и папина машина, паркуется в «кармане» перед домом. Настя поднялась и шагнула навстречу высокой худощавой фигуре.

— Ребенок? — изумился Леонид Петрович. — Ты как здесь? Что случилось?

— Папуля, мне бы поговорить…

— Ну, пойдем домой, поговорим.

— Нет, давай лучше здесь. Я специально тебя ждала, чтобы без мамы…

— Ого! Это серьезно. Ладно, давай здесь. Что стряслось? Только сразу предупреждаю: если ты насчет вчерашних материалов, то я ничего обсуждать с тобой не буду. И не обижайся.

— Да нет, пап, это другое.

Она пересказала Леониду Петровичу свой разговор с сотрудником Штаба МВД, ничего не утаивая и не приукрашивая. Отчим слушал внимательно, не перебивая.

— В общем, мне показалось, что когда я ляпнула про коррупцию, это было… — она замялась, подыскивая слова, — лишним, что ли. Этот Константин ясно дал мне понять, что вести подобные разговоры — это примерно то же самое, что рассказывать политические анекдоты в незнакомой компании. Пап, я сильно накосячила, да? У меня теперь могут быть неприятности?

— Могут, — кивнул отчим, и Насте показалось, что он с трудом сдерживает улыбку. — Но вряд ли будут. Тот штабист — симпатичный шатен, волосы вьющиеся, на щеке крупная бородавка?

— Да, он. Ты его знаешь?

— Тебе повезло, ребенок, — рассмеялся Леонид Петрович. — Он очень приличный человек, грамотный, неглупый. Если в том, что ты ему наболтала, есть хоть крупица чего-то дельного и рационального, он обязательно это использует. Но в целом ты, конечно, сглупила колоссально. Да ты и сама понимаешь, иначе не прискакала бы на ночь глядя каяться. Ребенок, профессиональное окружение — это совсем не то же самое, что твои сокурсники, пойми это. Вы могли трепаться о чем угодно, цинично подшучивать над всякими комсомольскими делами, травить анекдоты про Брежнева и не думать о том, что среди вас есть кто-то, кто донесет. А ведь такие доносчики были, ты прекрасно знаешь. Но вы все равно не боялись. Потому что все одинаково молодые и глупые. Это время закончилось, Асенька. Ты осталась молодой и глупой, но вокруг тебя коллеги постарше и поумнее, и далеко не каждый обладает тем здравым цинизмом, на какой ты обычно рассчитываешь. Тебе придется привыкать говорить не то, что ты думаешь, а то, что правильно. Во всяком случае, с теми людьми, в ком ты не до конца уверена. Конечно, мы с мамой тоже отчасти виноваты, приучили тебя свободно мыслить и свободно говорить, так было принято в нашей семье. А вот фильтровать свои высказывания и думать, что можно говорить, а чего нельзя, не приучили. Не предупредили, что профессиональная среда — тот еще гадючник. Понадеялись, что ты уже взрослая и сама все сообразишь.

— И насчет того, что я не доверяю честности наших сотрудников, всюду подозреваю обман… — удрученно сказала Настя. — И что я ищу диссидентов в правоохранительных органах… Господи, папуля, какая же я дура! Знаешь, я так испугалась, что Константин узнает, кем ты мне доводишься, и у тебя из-за этого будут проблемы.

— Не будет у меня проблем, не волнуйся, — усмехнулся отчим. — Костя нормальный мужик. Но благодари бога, что нарвалась именно на него, тебя чистый случай спас. Был бы кто другой — все могло бы повернуться иначе. Должность у тебя пока маленькая, спихивать с нее смысла нет, ни ты сама, ни твое место никому не нужны, но вот если бы кому-то понадобилось добраться до меня, то твои разговоры про коррупцию в СССР легли бы четко «в кассу». Мол, воспитал дочь в соответствии с собственными взглядами, ненадежный товарищ, таким не место в высших структурах МВД и так далее.

— Пап, но коррупция же действительно есть! — в отчаянии воскликнула Настя. — Как же можно говорить, что ее нет, когда она есть!

— Ее нет, — четко и раздельно произнес Леонид Петрович. — При советском политическом и государственном строе ее нет и быть не может.

— А как же дело «Океана»? О нем даже в газетах писали. Начальники управлений и главков, торговых и снабженческих предприятий, министр Ишков, замминистра Рытов — это же какие фигуры! А деньги к ним текли снизу через все звенья. Это ведь не разовые факты взяток, это система, налаженная и функционировавшая годами. Так что же это, если не коррупция?

— Ребенок, ты тупая или глухая? — негромко проговорил отчим. — Повторяю: в СССР коррупции нет и быть не может. Равно как и в системе МВД не может быть руководителей, умышленно искажающих статистическую отчетность. Ты меня поняла?