Тьма после рассвета

Наконец, задан последний вопрос, получен последний ответ, свидетель отпущен и можно выдохнуть.

— Ну что? — насмешливо спросил Гордеев, обращаясь к Кириллу. — Наше взаимовыгодное плодотворное сотрудничество закончилось? Получили, что хотели? Или Комитету от скромной милиции еще что-то нужно?

— Пока не знаю, — уклончиво ответил Носилевич. — Переговорю с коллегой, который работал с Разиным, доложим руководству, там будет видно. Вам сообщат.

«О как! Нам сообщат. Сделают великое одолжение. Век бы тебя не видеть, капитан Носилевич».

Капитан убыл на своих сверкающих свежепомытых «Жигулях», Телегину в прокуратуре делать было нечего, официально он не входил в состав группы, так что Виктор и Коля Разин отправились вдвоем. Гордеев заметил, что старший лейтенант слегка прихрамывает.

— Есть такое, — смущенно признался Разин. — Вчера новые ботинки надевал, ноги стер в кровь, так что сегодня опять в старые влез, а новые водкой смочил, газет внутрь напихал, подожду, может, помягче станут. Как думаешь, зачем нас дернули? Дело же не возбуждали, какой может быть следователь?

— Нормальная двухходовка, — хмыкнул Гордеев. — Ты же представляешь себе, что такое эти Смелянские? Ну, уровень, запросы, потребности.

— Более или менее, — кивнул Разин. — И чего?

— А то, что вчера во время разговора с Еленой Андреевной наш старший брат ловко вбросил в ее голову мысль о том, что если дело не возбудили, значит, относятся несерьезно. Вот когда за работу берется настоящий следователь, тогда все как у больших. А милиция — она что? Она просто орган дознания, а дознание — это такое маленькое следствие, невзаправдашнее, вроде как игрушечное. По мелким, незначительным делам.

— Да бред же! — возмутился старший лейтенант. — Это же все не так!

— Правильно. Но об этом знаем мы с тобой и все опера и их начальники. А если так сказать обычному обывателю, то звучит совсем иначе, согласен? Кирилл улучил правильный момент и изящно настрополил Смелянскую, чтобы она подняла свои нехилые связи и погнала волну, мол, моего сына не ищут, как положено, не работают в полную силу, даже уголовное дело не возбудили. И вот результат. Подозреваю, что сейчас нам начнут выкручивать руки и мозги, чтобы придумать, на чем возбудить дело.

Коля Разин смотрел на Гордеева в полном изумлении.

— Он что, идиот, этот Кирилл? Зачем он это ­сделал?

— Наверное, ему так надо, — усмехнулся Гордеев.

— Но для чего?

— Он понял, что может получить ценные показания для какой-то своей разработки и будет лучше, если эти показания окажутся закреплены официальным протоколом. Для суда надежнее. Пока дело не возбуждено, никаких протоколов нет и быть не может, есть только неформальные беседы, опросы, бумажки без подписей. А Носилевич хочет, чтобы было зафиксировано в протоколе, на бланке, со всеми подписями.

Коля некоторое время шел рядом молча, потом все-таки спросил:

— А какие именно показания — известно?

— Да откуда? Он же сам не скажет. Но у меня есть сильные подозрения, что это касается семьи пропавшей девочки, Муляров.

— А что не так с семьей? Они мне показались нормальными, муж — научный сотрудник, жена — художница. Приличные такие. На кой они сдались Комитету?

— Не нашего с тобой ума дело. Расскажи лучше, что интересного выяснил из опроса. Как там насчет владельцев красного «Москвича»? Никто не проклюнулся?

— Есть пара человек, будем проверять. Ой, Витя, там еще актриса одна была, Жанна Янишина, это что-то с чем-то! — оживленно заговорил Разин. — Такие байки травила про театральную жизнь!

— Например?

— Например, что актеры друг с другом соревнуются, к кому в гримерку длиннее очередь. Представляешь?

— Очередь? — недоуменно переспросил Гордеев. — Какая еще очередь?

— Ну, после спектакля определенный круг людей имеет возможность пройти через служебный вход за кулисы и выразить актеру свое восхищение. Цветочки подарить, ручку поцеловать, слова сказать. Обычные-то зрители идут в гардероб, одеваются — и домой. А есть еще избранные, которых приглашают или сами актеры, или всякие там сотрудники театра. Родственники, друзья, коллеги, критики театральные, в общем, все такое. Блатные, короче. И вот они после спектакля идут, значит, вроде как поздравлять и поклоняться. А гримерки-то крошечные, там не разгуляешься особо, два человека вошли — уже и не повернуться, а остальные в коридоре стоят, своей очереди ждут. И актеры ревниво так следят, к кому больше народу пришло. Умора, честное слово! Нормальные люди в очередях за мясом стоят или за импортной косметикой, а эти — за поцелуйчиком с актером.

— Надо же, — удивленно протянул Виктор. — Никогда о таком не слышал.

— Так и я не слышал! Это в буржуинских странах так принято, а наши на гастролях когда-то подсмотрели. Но так не во всех театрах, конечно, это ж от администрации зависит, разрешать такое дело или не разрешать.