На Вэкэрешть, в пансионе мадам Филотти, в тот вечер еще не спали, хотя было уже за полночь. Ня Георгицэ не мог отказаться от представившейся возможности побывать на казни убийц Калинеску. Захлебываясь, он рассказывал о «крутых мерах», принятых правительством против легионеров, о подробностях расстрела и, между прочим, о том, что на месте казни он случайно видел их бывшего квартиранта Лулу Митреску.
— Он взобрался на фонарь, чтобы лучше было видно.
— Это, пожалуй, самое подходящее место для Лулу: висеть на фонаре! — заметил Войнягу.
Все рассмеялись.
На этот раз в пансионе ночевал вояжер, приехавший из провинции. Дома были все, кроме Ильи Томова. Лежа на койках, квартиранты пансиона вместе с ня Георгицэ обсуждали события последних дней.
— Теперь, — говорил Войнягу, — газеты уже больше не будут писать, как прежде: «состоялась первая в мире встреча между двумя деятелями, «с глазу на глаз»… Помните?
— Ну как же! Конечно, — усмехнулся ня Георгицэ.
— Что же здесь смешного? — спросил Женя.
— Калинеску же был с одним глазом, и однажды он встретился с генералом Россети, а тот тоже одноглазый, — объяснил Войнягу.
Женя расхохотался.
— Посмотрим, что дальше будет, — вздохнул вояжер.
— Если эту шантрапу не возьмут как следует в руки, «адио, мамэ!»[51]
, — сказал Войнягу.— Нет, сейчас их поприжали как следует, я видел, — успокаивал ня Георгицэ.
— Это все ерунда. Стрелочников хлопнули, а машинисты скрываются… — послышался голос Морару.
— Нет, прижали, прижали как следует… Там сидят люди не глупее нас с тобой, — ня Георгицэ начинал накаляться, но вдруг замолчал, отвлеченный новой мыслью.
— Вот вы мне объясните, — снова заговорил он, — почему во Франции, которая воюет против Германии, вдруг запретили коммунистическую партию? Ведь она там все годы существовала легально!.. Сегодня об этом есть небольшая заметка в «Тимпул». Да и мы утром слушали «Ивана» (так ня Георгицэ окрестил для конспирации радиостанцию Москвы). Там тоже передавали, что во Франции подвергаются преследованию даже коммунисты-депутаты!.. Значит, они чем-то себя того… Факт!..
— Чем же они могли себя «того»?.. — спросил Морару, приподнявшись на локте.
— Скорее всего дело в том, что Германия заключила с Россией пакт о ненападении, — глубокомысленно заметил Войнягу. — И господа хотят представить дело так, будто французские коммунисты теперь могут быть на стороне Гитлера.
Морару не выдержал:
— Да кто этому поверит? Коммунисты везде первыми идут сражаться против фашистов!
— Так что ж, выходит, Даладье и прочие там министры продались Гитлеру? — спросил ня Георгицэ.
— Не знаю, продались ли, но что этот Даладье вместе с Чемберленом ездил в Берлин на поклон к Гитлеру, это точно. Кто подсунул ему Австрию? Они. Кто потом женил Чехословакию? Тоже они. А теперь Польшу кто подвел под нож? Снова они!.. — и Войнягу перевернулся на другой бок.
Ня Георгицэ натянул одеяло до подбородка и промолчал. Возражать, как прежде, он боялся. Начнут опять доказывать, и он постепенно сдастся. А потом все же долго не сможет придти в себя, будет повторять: «Неужели все продались Гитлеру? А как наша Румыния? Неужели тоже?!» Он снова взвешивал обстановку, оценивал события и под конец пришел к заключению: «Ребята, кажется, правы! Стало быть, я уж совсем выжил из ума… Недаром говорят: «Старый — что малый».
Морару прервал ход мыслей старика:
— Во Франции хоть и преследуют коммунистов, все равно коммунисты сражаются и будут сражаться! Это кое-кому совсем невыгодно, но им ничего не поможет. Коммунисты знают, кто их друзья и кто враги!..
Дверь скрипнула, и показалась мадам Филотти:
— Эй вы, политики полунощные, хватит вам! На улице, наверное, все слышно! Спали бы лучше!
— Ух, ты! И правда, без десяти два! — сказал Войнягу. — Давайте-ка спать. Гашу свет. Спокойной ночи, господа…
— Только в прихожей не гасите, Илие еще нет, — сквозь дрему пробормотал Женя.
— Этот тоже что-то стал поздно приходить, — недовольно заметил ня Георгицэ.
— На работе, наверное, задерживается парень.
— Какая там сейчас работа, когда уже два часа… — продолжал бурчать ня Георгицэ.
— Давайте спать, хватит…
Свет уже был погашен, а ня Георгицэ все не мог уснуть: «Кто же, в конце концов, прав? И неужели с Румынией будет то же, что с Австрией, Чехословакией, Польшей?..»
XVIII
С того сентябрьского вечера, когда Томов встретился с Захарией Илиеску на углу улицы Кометы и бульвара Ласкара, жизнь его пошла по-другому. У него появились новые друзья и новые заботы.