Тьма в хрустальной туфельке

– Надеюсь на это, – сказала Элеонора. – Я никогда не забуду, как вы предложили мне свою помощь в особняке Гранборо. Как жаль, что эту помощь вы так и не сумели оказать, когда я просила.

Инспектор покраснел:

– Вам известно, что у меня не было выбора.

Элеонора поднялась, желая, чтобы колени не тряслись так сильно.

– Есть очень мало ситуаций, в которых у человека в самом деле нет выбора, инспектор. Всегда можно сделать хоть что-то.

Она прошла к двери и придержала её для гостя. Хэтчетт поднялся, но не последовал за хозяйкой.

– Как бы это ни было неприятно? – уточнил он.

– Не понимаю, о чём вы.

Инспектор подхватил шляпу и пошёл к двери.

– Думаю, понимаете.

Элеонора просмотрела все газеты, какие только попадали ей в руки в течение последующих нескольких дней. Все они были полны ужасающих подробностей убийства миссис Клири. Девушка подробно рассмотрела детали расследования. Кто-то должен был убить старушку – конечно же, магия черноглазой не могла перерезать горло без руки, державшей нож. Но хотя в газетах содержалось много возмущённых заметок и множество констеблей толпилось у дверей дома миссис Клири, Элеонора ничего не слышала о подозреваемом.

Это тревожило. Всякий раз, когда девушка проходила мимо какого-нибудь констебля, она чувствовала взгляд, прожигающий спину. Казалось, за ней наблюдали, куда бы она ни шла, – в церкви, на почте, за окном гостиной. Соседи и раньше шептались о ней, но теперь даже не утруждали себя тем, чтобы понизить голос.

Элеонора позаботилась о том, чтобы они видели её горе. Она перешила свою старую парадную форму в траурное платье, немного переделав и повязку на руке, чтобы не быть похожей на камеристку. Она пришила чёрную кайму ко всем своим носовым платкам и экстравагантно использовала их в церкви. Она разместила объявления в газетах, прося сведений и обещая вознаграждение, хоть и не собиралась платить, но делала вид, что собирается.

В своём чёрном платье Элеонора чувствовала себя жутким магнитом, притягивающим внимание, но этого было достаточно, чтобы развеять самые ужасные слухи.

Постоянно изображать горе было тяжело. Девушка уже устала обшивать всё, что у неё имелось, чёрными лоскутками, чтобы притупить остроту во взглядах ненавидевших её людей. Если бы в мире царила справедливость, ей бы позволили оплакивать миссис Клири так, как ей удобно. Но до тех пор, пока в газетах не будет названо имя подозреваемого, всё что угодно, кроме экстравагантных слёз на публике, будет указывать на неё как на убийцу.

Каждый день Элеонора ходила на почту, чтобы узнать, кто откликнулся на её объявления. Обычно все отклики были лишь кучей плохо написанной лжи. Но одним апрельским утром, когда влажный весенний туман срывал подол её чёрного платья, Элеонора получила телеграмму, в которой не было ничего, кроме адреса церкви в Пимлико[42] и слов: «Мы должны встретиться – это чрезвычайно важно». Девушку охватило волнение. Наконец-то что-то многообещающее!

Всё, что нужно, – это сообщить подробности Бесси, и невиновность Элеоноры станет предметом слухов уже к обеду. Девушка села на ближайший поезд до вокзала Виктория, протолкнулась сквозь толпу и вскоре вошла в выбеленные залы церкви.

Было тихо. Шаги Элеоноры по истёртым плитам эхом отдавались по церкви, когда она проходила мимо рядов блестящих скамей. Девушка огляделась. На одной из скамей молилась прихожанка, а в стороне преподобный тихо, серьёзно обращался к краснеющей молодой паре. Казалось, никто её не ждал.

Из галереи послышался тихий стук. Преподобный посмотрел наверх, потом снова повернулся к паре. Элеонора поспешила к лестнице и поднялась на галерею. «Конечно же, информатор не хочет, чтобы его видели», – упрекнула она себя.

На вершине лестницы в галерее стоял Чарльз.

Девушка застыла, нога замерла на последней ступеньке. Казалось, весь мир сжался в одну точку. Элеонора позабыла и о миссис Клири, и о слухах, окружавших её, и о растущих подозрениях инспектора. В тот миг остались лишь чистые весенние солнечные лучи, золотившие волосы Чарльза, нежное прикосновение его пальцев к щеке и его сияющая радостью улыбка.

Он обхватил лицо девушки ладонями, тихо проговорил:

– Элеонора… это ты.

В его глазах блестели слёзы. Как она могла забыть, какие невероятные синие у него глаза? Воспоминание об этом оттенке не могло сравниться с реальностью.

В церкви внизу кто-то закашлялся. Чарльз украдкой взглянул через парапет галереи, отступил на пару шагов влево и жадно поцеловал Элеонору. Спрятав их обоих из виду, он обнял её за талию и притянул ближе. Девушка сжала лацканы его сюртука и горячо ответила на поцелуй. Не хотелось отпускать его, никогда.

Наконец они отстранились друг от друга, чтобы вздохнуть. Чарльз сжал её руку, поцеловал её пальцы и провёл её вниз по ступеням.

– Что ты здесь делаешь? – прошептала девушка.

– Отец вызвал меня на сезон, – ответил Чарльз. – Он пытается устроить мою женитьбу.

Элеонора отняла руку – эти слова задели её гордость.

– Тогда ты и подавно не должен быть здесь.

– Напротив. Именно здесь и должен.

Девушка покраснела. Чарльз улыбнулся: