Тьма в хрустальной туфельке

Он побрёл прочь. Элеонора в отчаянии озиралась, но вор исчез в тумане. И, как назло, рядом не было ни одного констебля и даже бесцельно слонявшихся молодых людей, готовых помочь светловолосой девушке в беде. Вор скрылся бесследно – просто исчез в шести футах от неё. Оставалось только вернуться домой и объясниться. Цену потерянных вещей вычтут из её зарплаты, и в зависимости от того, что было в свёртке, на этом всё может и кончиться. Оставалось только надеяться, что там были фартуки горничных, а не шёлковые шейные платки мистера Пембрука.

Когда Элеонора рассказала миссис Филдинг, что случилось, экономка устроила ей взбучку, а потом забрала свёртки к себе в комнату. Девушке пришлось ждать, пока та разберёт бельё.

Миссис Филдинг открыла дверь:

– Манжеты и воротники. Повезло тебе, что это были не шейные платки. Иди в кабинет и объяснись.

– Но…

– Теперь не мне выбирать для тебя наказание. Давай быстро наверх.

Ифе сочувственно посмотрела на подругу, пока та поднималась по лестнице. Сердце оборвалось. Что же ей делать? Она могла бы пригрозить мистеру Пембруку инспектором, но раньше уже воспользовалась этой возможностью. Сработает ли снова?

Дверь на второй этаж со скрипом открылась. Сквозь щель под дверью кабинета пробивался свет – единственное цветное пятно в давящем полумраке коридора. Её ждали.

Что же делать? Что сказать? Он будет просто молча сидеть за столом, ссутулившись, или потянется к ней?

Дверь замаячила впереди.

Может, пока не поздно, свернуть? Нет, хозяин заметит, что его одежда пропала. Или не заметит? Мистер Пембрук был либо пьян, либо с похмелья, а лауданум лишь усугубит ситуацию. Он вообще обращал внимание на содержимое своего гардероба? Или, что ещё хуже, на то, что эти манжеты и воротники были подарком миссис Пембрук, последним, который она успела сделать перед смертью?

Рука девушки легла на дверную ручку и задрожала. Элеонора глубоко вздохнула. Она отчаянно нуждалась в каком-нибудь плане. Она могла бы солгать, или схватить кочергу, или налить ему ещё бренди с наркотиком. Она могла бы флиртовать… нет, пожалуй, не смогла бы. Разве не с этого начались проблемы Леи?

Девушка открыла дверь.

Чарльз сидел за столом своего отца, разложив бухгалтерские книги. Он вскочил, и стул с грохотом отлетел в сторону.

– Элеонора! Я… ох, присядь, прошу. Давай садись. Я… может, тебе что-нибудь налить?

Девушка покачала головой:

– Я должна кое-что вам сказать.

Чарльз побледнел:

– О боже… ты… ты не…

– Я потеряла часть вашего белья, сэр. Мне очень жаль. Его украли на улице, и я…

Чарльз вздохнул с облегчением:

– И это всё? Я уж думал, ты собираешься сказать мне что-то совсем другого толка!

– Да? Я… О-о!.. Нет-нет.

С улыбкой он налил себе бренди. Элеонора вспомнила о лаудануме, и внутри кольнуло чувством вины, пока она смотрела, как янтарный напиток плещется в бокале.

– Ты не сердишься?

– Господи, конечно, нет! Это же всего лишь бельё. А ты выглядела такой испуганной.

– Я боялась, что обнаружу здесь твоего отца. Ты ведь ему не расскажешь?

– Даже не подумаю, если тебе это причинит беспокойство. Тем более, пока он в клубе, нет нужды его беспокоить.

Девушку буквально окатило волной облегчения, и она подсела ближе к огню.

– Ты совсем замёрзла, – проговорил Чарльз. – Надеюсь, ты не выходила на улицу в такую ужасную погоду?

– Там не так плохо, как кажется. Но нужно найти новую шаль, а то и правда кажется холоднее, чем есть.

– Новую шаль?

Элеонора рассказала ему, как подарила свою шаль Лее. Когда он улыбнулся, в уголках его глаз собрались морщинки. В ту ночь девушка видела его так близко, что могла разглядеть каждую из них, и при этой мысли голос оборвался. Ей следовало быть осторожной, ведь эта улыбка могла растопить её самообладание.

– Ну что ж, – проговорил Чарльз, когда она закончила, – тебе лучше остаться и погреться у огня. И я буду рад твоей компании.

Пламя в камине потрескивало в тишине – точно так же, как в ту ночь, когда они занимались любовью. Девушка расслышала эти звуки, лишь когда Чарльз откатился от неё, тяжело дыша. А когда он притянул её к себе и, обняв, заснул, Элеонора думала, как всё это происходило у мужчин и женщин в прежние времена, прежде чем крахмал и корсеты заключили всех их в рамки приличий.

Хотелось остаться. Хотелось взять Чарльза за руку и сбежать вместе в туман, туда, где их никто не увидит.

Но потом Элеонора вспомнила страх, отразившийся в его глазах, когда она спросила, что они станут делать, если отец узнает. Девушка сделала свой выбор и собиралась придерживаться его, как бы это ни было больно.

– Не думаю, что это будет мудро, сэр.

Чарльз покраснел:

– Возможно, и правда.

Элеонора присела в реверансе, увидела, как он вздрогнул. В следующий миг она отвернулась от тепла и света.

– Элеонора? Прошу, не называй меня «сэр». Не после всего…

Девушка кивнула и отступила в холод.