Тьма в конце тоннеля. Обмен Райнеманна. Человек без лица.

— Если меня убьют, шифровку в Вашингтон послать будет некому; американский флот не перейдет на радиотишину. Локаторы засекут шхуну и как только навстречу ей вынырнет подводная лодка, ее уничтожат.

Райнеманн надолго замолчал. Наконец заговорил, но уже спокойно — как Дэвид:

— Вы не позвонили бы, если бы вам нечего было сказать…

— Верно, — охотно согласился Дэвид. — Мне есть что сказать. Но сначала ответьте: обещали вам заплатить за посредничество или нет? Не может быть, чтобы вы взялись за обмен просто так.

Райнеманн вновь помолчал и с опаской, тяжело дыша, ответил:

— Да, обещали… Ведь организация такой операции стоит денег.

— Но еще не заплатили, верно? — Дэвид старался говорить ровно, бесстрастно. — И вы не торопитесь. Обе стороны у вас в руках… Но дело в другом: никакого подтверждения из Швейцарии о переводе денег не будет. Вы получите — или не получите — лишь радиограмму о том, что алмазы переправлены со шхуны на подводную лодку. Вот тогда меня и выпустят с чертежами из страны. — Сполдинг сухо рассмеялся. — Очень профессионально, поздравляю вас.

Финансист заговорил тихо, настороженно: «К чему вы клоните?»

— Я тоже профессионал… Успех вашего предприятия в моих руках. Без моей шифровки не будет радиотишины… И я хочу, чтобы мне за нее заплатили.

— Понятно… — Райнеманн колебался, по-прежнему тяжело дышал. — Вы делаете глупость. Вашим начальникам чертежи гироскопов нужны позарез. Стоит вам помешать обмену, и вас казнят. Без суда, конечно. И вы прекрасно это понимаете.

Дэвид вновь рассмеялся, но на сей раз добродушно:

— Вы заблуждаетесь. Глубоко заблуждаетесь. Казнить могут кого-то, но не меня. До вчерашнего дня мне была известна лишь половина правды. Теперь я знаю все… Нет, мне ничто не угрожает. Наоборот, это у вас плохи дела.

— Почему мои дела плохи?

— Если алмазы не прибудут в Германию, Альтмюллер переправит в Буэнос-Айрес целый батальон. Вам спастись не удастся.

Вновь наступила тишина. И своим молчанием Райнеманн красноречиво подтвердил, что Дэвид прав.

— Значит, мы союзники, — сказал финансист. — Вчера вы показали свое истинное лицо. Пошли на огромный риск. А я уважаю мужество. Уверен, мы с вами договоримся.

— Никогда в этом не сомневался.

— Обсудим размер вознаграждения?

Дэвид еще раз негромко рассмеялся:

— Деньги — это полдела. И все же будьте великодушны. Переведите часть в Швейцарию, а часть в США. Организуйте мне хорошую пожизненную ренту. — Дэвид резко переменил тон: — Но к деньгам мне нужны имена.

— Не понимаю…

— Имена тех, кто организовал обмен. С американской стороны. Стряпчий и перепуганный генерал меня не интересуют. Назовите остальных. Вот мое условие. Иначе не договоримся.

— У человека из Лисабона совершенно нет совести. — В голосе Райнеманна зазвучало, хотя и против воли, наверное, уважение.

— Я знаю, как работает начальство. Много думал об этом… Какая от совести польза?

Райнеманн, очевидно, ответа Дэвида не расслышал. Он вдруг заговорил подозрительным тоном:

— Если вас заботит лишь собственное благополучие, как объяснить ваши последние действия?

— Очень просто. Вчера я придерживался иного мнения. Все выяснилось только сегодня под утро. — «И это правда», — уже про себя подумал Дэвид.

— Кажется, я понял вас, — сказал финансист. — Все вполне естественно…

— Мне нужны остальные чертежи, — властно перебил его Сполдинг. — А вам — чтобы я послал шифровку. Если соблюдать график, у нас всего тридцать шесть часов. Я позвоню в шесть. Будьте готовы.

Дэвид положил трубку. Глубоко вздохнул и почувствовал, что вспотел, а в хижине было прохладно. Ветер с полей дул в окна, колебал занавески. Дэвид взглянул на Лайонза, сидевшего в плетеном кресле.

— Ну как? — обратился он к физику.

Юджин сглотнул, заговорил, и Дэвиду показалось, что он или привыкает к его вымученному голосу, или речь того улучшается.

— Очень убедительно, если не считать… пота на вашем лице и выражения в глазах. — Лайонз улыбнулся, но тут же задал очень серьезный вопрос: — Можно ли… выудить остальные чертежи?

Дэвид поднес огонек спички к сигарете. Затянулся, поглядел на трепетавшие от ветра занавески.

— Поймите меня правильно, доктор. Мне на эти чертежи наплевать. Возможно, я здесь не прав, но это так. Ради них я не пойду на то, чтобы дать возможность шхуне встретиться с подводной лодкой. По-моему, мы и так взяли на три четверти больше того, что можно. Хватит и этого… Меня интересуют лишь имена. Доказательства я уже собрал, и теперь нужно найти обвиняемых.

— Вы хотите отомстить? — тихо сказал Лайонз.

— Да… да, черт возьми! — Дэвид смял едва раскуренную сигарету, подошел к открытому окну и оглядел поля. — Простите, на вас кричать незачем. Хотя, может быть, и стоит. Вы же слышали Фельда, видели, что я принес с Очо Калье. И понимаете, как все мерзко, непристойно.

— Но поймите и летчиков… Они ни в чем не виноваты… Мы обязаны победить немцев… любой ценой.

— Боже мой! — воскликнул Дэвид, отвернувшись от окна. — Вы все видели! И должны понять!

— Вы хотите сказать… обе стороны одинаково гнусны? Я этому не верю… И вы, по-моему, тоже.