Тьма в конце тоннеля. Обмен Райнеманна. Человек без лица.

Стивер помотал головой.

Райдер порылся в металлической коробке с лекарствами и извлек пузырек с антисептическим раствором.

— Сейчас забинтую. Это все, что можно здесь сделать.

— Валяй.

Смочив две салфетки, Райдер с обеих сторон прикрыл рану и тщательно забинтовал руку. Стивер стал одеваться.

— Не перетянул? А то потом занемеет.

— Ерунда, — ответил Стивер. — Почти не чувствую.

Райдер спрятал индивидуальный пакет и двинулся к кабине. Голос в динамике неистовствовал. Нажав на педаль в полу, Райдер включил микрофон.

— «Пелем один — двадцать три» вызывает Центр управления. Отвечайте.

— Ах ты, ублюдок! За что вы убили машиниста?

— Вы стреляли в моих людей. Я предупреждал, что за этим последует.

— Кто-то нарушил приказ и выстрелил. Это ошибка! Свяжись вы сразу со мной, вам не пришлось бы его убивать.

— Где деньги?

— Рядом с поездом.

— Даю вам три минуты на доставку. Так, как договорились раньше. Прием.

— Ублюдок, гнида! Ах, как хочется с тобой повстречаться! Честное слово, хочется!

— Связь кончаю, — сказал Райдер.

Сержант Мисковски

— Эй, ребята!

Приглушенный голос донесся откуда-то из мрака.

Мисковски сжал автомат:

— Кто тут?

— Свой! Я за колонной. Неохота показываться. Вам приказ от окружного начальника: проводить доставку денег по плану.

— А те знают, что мы идем? Не начнут снова палить?

— Да они вам ковер расстелили. За миллион наличными!

Коп встал и закинул мешок на плечо.

— Ну, мы пошли.

Невидимый голос добавил:

— Приказано шевелиться, в темпе.

Мисковски поднялся и включил фонарь.

— Марш смерти, — заметил коп.

— Не трепись, — оборвал Мисковски.

Город

Словно подчиняясь какому-то таинственному закону поглощения и пополнения, толпа не уменьшалась и не увеличивалась. Одни уходили, другие занимали их места, и облик гигантского зверя почти не менялся. Солнце скрылось за окрестными домами, стало зябко. Лица розовели, люди пританцовывали на месте, но не расходились.

Столь же непостижимым образом толпа узнала об убийстве машиниста раньше полицейских, стоявших в оцеплении. Это стало сигналом к массовому осуждению полиции, мэра, транспортной системы, губернатора, национальных меньшинств, а главное, города — этого необъятного монолита, который они ненавидели и с которым мечтали расстаться, но вне которого уже не могли существовать.

Полицейские, узнав о смерти машиниста, срывали свою ярость на собравшихся. Добродушие как рукой смахнуло. Выравнивая толпу, они огрызались и охотно давали волю рукам. Толпа оптом и в розницу ввязывалась в перебранку, припоминая бесчисленные факты полицейской коррупции, обращая внимание копов на то, из чьих налогов им капает зарплата, на которую они обосновались в лучших районах города, а кое-кто, чувствуя, что успеет ретироваться, кричал им: «Свиньи!»

В итоге ничего не изменилось.

16

Том Берри

Вожак примостился на сиденье рядом с раненым верзилой. Оба навели автоматы на открытую дверь. Затем Том увидел на путях блики света и понял, что это означает. Город платил. Миллион долларов наличными, извольте получить. Любопытно, почему налетчики потребовали именно миллион. Что — их порог воображения останавливался на этой сакраментальной цифре? Или же — он вспомнил слова старика — они подсчитали, что жизнь каждого заложника стоит около шестидесяти тысяч?

В полумраке тоннеля он различил две фигуры. Должно быть, копы, во всяком случае уж не кассиры из банка. Его обдала волна сочувствия, и без всякой причины в голове всплыл облик дядьки. Что мог дядя Эл сказать о двух копах, безропотно несущих миллион долларов банде гангстеров (или «проходимцев», как он их именовал; в незамысловатом словаре дяди Эла все нарушители закона были «проходимцами»)? Начнем с того, что дядя Эл в это бы с трудом поверил. Дядя Эл в такой ситуации — а он и его начальники в свое время попадали в передряги — был скор на стрельбу. По словам дяди Эла — и так было в его время — частные лица могли платить выкуп за похищение, копы — нет. Копы ловили проходимцев, а не платили им.

Во времена дяди Эла все было по-другому. Народ не кидался на копов, а относился к ним с благоговейным страхом. Попробуй обзови человека в форме «свиньей» — тут же угодишь в подвал полицейского участка, где тебя так отмолотят, что только держись! Полицейская служба во времена папаши дядюшки Эла была еще проще: большинство проблем разрешалось раздувшимся от пива полицейским-ирландцем, творившим суд и расправу одним-единственным методом — коленом под зад. Да, участь полицейского за три поколения одной семьи копов полностью изменилась.

Он явственно представлял себе, как покоробило бы Диди от дяди Эла, не говоря уже о его толстопузом продажном папаше. С другой стороны, она, вероятно, получила бы удовлетворение от мысли, что копы служат явным преступникам на глазах у всех: наконец-то они выступали в своей истинной роли!